Архив русской истории. 8-й выпуск. – М.: Древлехранилище, 2007. – 720 с.
Федеральное архивное агентство и Российский государственный архив древних актов подготовили и издали восьмой выпуск сборника «Архив русской истории», который был основан в 1992 году. Пять разделов, своеобразное пятилучие, звездно указуют основные составляющие современной научной исторической мысли.
В разделе «Статьи» десять публикаций.
Андрей Беляков в исследовании «Чингисиды в России XV–XVI веков» продолжает вектор давнего «Исследования о касимовских царях и царевичах». Краткие выводы из него следующие: первоначально Чингисиды являлись инструментом внешней политики и определенными военными силами, но после падения Астраханского царства в 1556 году они превратились только в факт, возвеличивающий престиж московского царя и некоторую перестраховку в вопросе контроля над законными претендентами на недавно присоединенные царства. В приложении помещены таблицы родства Чингисидов, проживавших в России, и дана подробная роспись татарских царей и царевичей, между прочим, 70 человек.
Софья Хазанова публикует статью «Опричнина в Пискаревском летописце и летописание XVII века». Древний сборник важен тем, что здесь помещены материалы, не встречающиеся больше ни в одном известном письменном источнике. Три рассказа Пискаревского летописца содержат легенды о предсказании опричнины. Ценность летописи и в том, что она донесла до нас настроения и взгляды земской оппозиции.
Александр Лаврентьев в работе «Полашь Ивана Васильевича Измаилова»: Итальянский меч и его русские владельцы эпохи Смутного времени» размышляет о конкретном мече западноевропейской работы, который хранится в коллекции холодного оружия Государственного Исторического музея. Возможно, именно он и являлся тем самым парадным мечом Самозванца, который в 1606 году держал в руках «великий мечник» князь Скопин-Шуйский.
Александр Малов в работе «Ратные люди Великих Лук накануне Смоленской войны (от разбора служилых «городов» 1630 г. до начала военных действий в октябре 1632 г.)» исследует детали первой «задокументированной» войны в русской истории.
Статья Олега Курбатова «Организация и боевые качества русской пехоты «нового строя» накануне и в ходе Русско-шведской войны 1656–1658 годов» рассматривает этапы реформ, в результате которых была создана цепь драгунских и солдатских поселений милиционного типа, предназначенных для обороны протяженных участков западной и южной границ России, а также конкретные преобразования отечественной пехоты «нового строя» середины XVII века.
Игорь Курукин в работе «Опыт административной истории России «эпохи дворцовых переворотов» попытался создать единый корпус сведений о руководителях центрального и местного аппаратов управления Российской империи в промежутке бурных событий послепетровского времени. Интенсивность кадровых перемещений вызывает определенные аллюзии.
Дмитрий Фельдман в работе «К истории формирования черты еврейской оседлости: спорное дело в Московском купеческом обществе 1790 г.» на примере конкретного следственного дела рассмотрел формирование своеобразного уклада жизни и облика восточноевропейского, в том числе российского, еврейства, ограниченного домом и семьей, синагогой и базаром. Видимо, еще впереди исследование «московского изгнания» 1891–1892 годов, когда власти города выселили из Москвы 38 тысяч евреев: мелких торговцев, ремесленников, конторщиков и учителей вместе с их семьями.
В разделе «Научное наследие» опубликован «Краткий московский летописец начала XVII века из города Галле (Германия)», подготовленный известным российским ученым, членом-корреспондентом РАН и Российской академии образования, действительным членом Нью-йоркской академии наук и Международной Славянской академии наук, образования, искусства и культуры Владимиром Бугановым (1928–1996) и его учеником, доктором исторических наук Николаем Рогожиным.
Рецензент, естественно, не полагая себя специалистом в обозреваемой сборником области, сетует лишь на то, что, увы, не нашлось места на обозначение научных степеней и мест работы авторов; впрочем, и тираж 800 экземпляров не столь уж велик; думается, число преподавателей исторических дисциплин и студентов гораздо обширнее, не говоря уж о потенциальном гипотетическом широком читателе.