Ольга Балла Кажется, чтобы нечто естественное, едва ли не разумеющееся само собой стало для человека по-настоящему убедительным – да что убедительным! – даже, наверное, хоть сколько-нибудь интересным, человек должен его придумать.
Я уж не говорю о том, что вымышленное никогда не подведет – это только настоящее, оно же природное, капризничает, ускользает, ставит нам условия и вообще ведет себя как ему вздумается. Чтобы укротить вещь и подчинить ее себе – по крайней мере достичь известной уверенности в том, что мы ее подчинили, – ее надо как следует истолковать, проинтерпретировать. То есть опять же – придумать.
В этом смысле исключительно показательна культурная судьба такого, казалось бы, простого и, как правило, физиологически несомненного явления, как принадлежность человека к одному из Богом данных полов. Несмотря на то что эта принадлежность существует примерно столько же, сколько человек себя помнит, интенсивный теоретический интерес она стала вызывать только в ХХ веке, породив огромный пласт интеллектуальных усилий под названием «гендерные исследования».
Внезапно оказалось, что пол – проблема. Что он совсем не так разумеется сам собой, как в простодушии своем полагали наши предки. Что на самом деле он, точнее социокультурный пол, или гендер, – сложная система символов, умыслов и вымыслов. Что он – целый язык, который еще необходимо выучить, прежде чем выговоришь на нем самого себя. В некотором смысле набор фикций, без которых, однако, ты ни за что не станешь реальностью. В том числе, кстати, и для себя самого.
«Гендер настолько заслоняет собой пол, – иронизируют над ситуацией российские философы Надежда Ершова и Людмила Мясникова, – что женщина его лишается, становится набором символов и цитат».
И при всем при этом заметьте: именно пол как биологический факт – вкупе с некоторыми довольно неизбежно следующими из него вещами вроде, например, сексуальности или семейных и родственных связей, а заодно и гендерной роли – становится точкой опоры в ситуациях «смыслового дефицита», неопределенности исторических перспектив и ненадежности предлагаемых идеологий.
«Когда история становится фантомом, – пишет бывший отечественный, а теперь американский антрополог Сергей Ушакин, – когда социальная неопределенность оказывается постоянным условием существования, именно пол, точнее – идея возможной половой идентичности, служит тем фундаментом, который способен произвести необходимый стабилизирующий эффект».
А все почему? Не потому ли, что придумали как следует? То есть смыслами накачали. Превратили в большое надежное хранилище смыслов едва ли не на все случаи жизни.
┘Погодите, мы еще доживем до того, что опорой в жизни, источником ценностей и ориентиров станут такие не слишком замечаемые до сих пор, во всяком случае не доставляющие вроде бы пока особых теоретических хлопот вещи, как форма носа или цвет волос на голове. А что, разве уже не становятся?
