Тело как таблоид

Кожа человека – это та граница, на которой внутреннее «я» (душа) соприкасается/противостоит внешнему Космосу.
Фото из альбома Tatto: The Exotic Art of Skin Decoration, Greenwich Edition Carlton Books Lim., 1994

Мария Медникова. Неизгладимые знаки: Татуировка как исторический источник. – М.: Языки славянской культуры, 2007. – 216 с. – (Studia naturalia). ISBN 5-9551-0211-6

Российский антрополог, доктор исторических наук Мария Медникова написала очень неожиданную книгу – о татуировках. Впрочем, неожиданна она, только если не знать о предыдущих высоко оцененных научным сообществом работ автора: «Трепанации у древних народов Евразии» (М., 2001), «Трепанации в древнем мире и культ головы» (М., 2004).

В общем-то архетипические корни татуирования тела человека исследованы давно и основательно. «Манипуляции с телом и их последствия имели огромное информационное и психологическое значение для жизни представителей общества традиционной культуры, – отмечает Медникова. – Не исключено, что они вообще оказали исключительное воздействие на становление «разумного человечества». Считают же некоторые антропологи, что действия, сопряженные с манипулированием телом покойного сородича, помогали умерить агрессию еще питекантропам и стали важным фактором социализации уже на стадии эволюционного развития, предшествовавшей появлению Homo sapiens sapiens».

Зубодробительных в буквальном смысле слова примеров такого манипулирования автор приводит много. Вот один из них: «В некоторых племенах (нуэр в Африке) 6-летним детям выламывали нижние резцы, «чтобы показать различие между человеком и животным».

И это поразительно выглядит именно сегодня, с высот (или, наоборот, дна) постиндустриального общества. Как татуировка из архаического ритуала (связанного чаще всего с обрядом инициации) превратилась в феномен современной урбанизированной культуры? Поиску ответа на этот вопрос посвящено немало страниц в книге.

Правда, смущает то, что автор «Неизгладимых знаков┘» относит татуировку к понятием родовым, более общим по отношению к другим способам модификации тела. «Татуировка – один из способов манипулировать человеческим телом, включающий нанесение шрамов, рубцов, прокалывание, прижигание», – пишет она (глава «Татуировка: что это такое?»).

С этим утверждением можно было бы и поспорить. Но вот что бесспорно точно, так это верно ухваченная психологическая сущность татуировки в современном обществе. «В отличие от других способов менять свою внешность, например, причесок или грима, татуировка, как правило, остается навсегда. Уже одно это слово «навсегда» должно привлечь наше особое внимание». И с этим не поспоришь┘

«В татуировке важно не что изображено на нашем теле, а то, что изображение переживет нас, – точно подмечает Александр Генис в эссе «Душа наизнанку». – Татуировка – это резьба по времени. Ее материал – не кожа, а время».

Татуировка – это попытка проявить, зафиксировать темпоральный поток, в котором существует человек. Это буквально прикосновение вечности. Кожа человека – это та граница, на которой внутреннее «я» (душа) соприкасается/противостоит внешнему Космосу. Здесь, на этой границе раздела фаз, и происходит встреча пространства и времени. Здесь рождается пространственно-временной континуум, который называют «судьбой». (По Фрейду, «анатомия – это судьба».)

Скрупулезно, насколько это возможно в книге не очень большого объема, Медникова проводит самый настоящий мастер-класс по источниковедению (глава «Источники исследования: археология, письменность, изобразительное искусство»). Тут и древние альпийские мумии; тайны пустыни Такла-Макан (анализ ДНК мумий из этого района Китая показал, что древние жители Такла-Макана ближе всего населению Северо-Западной Европы); пазырыкские мумии, в том числе и знаменитая Алтайская принцесса с высокогорного алтайского плато Укок (татуировки выполнялись либо прошиванием кожи, либо нанесением уколов с введением под кожу сажи); татуировки в Библии; свидетельства средневековых летописцев; «татуировки» в изобразительном искусстве; орнаменты каменных истуканов с острова Пасхи и проч., и проч. Все это – объект анализа автора.

Рассказывая о символике татуировки, Медникова даже проводит интенсивный курс составления геральдических символов (у трети известных гербов центральный элемент композиции – фигура животного; предпочтение отдавалось льву – до 70% в центральных и западноевропейских средневековых государствах). Все это – отголоски первобытного страха наших пращуров перед дикими кошками, своими самыми страшными врагами.

Чрезвычайно увлекательно выглядит неожиданный антропологический анализ царапины на лбу у Гарри Поттера. «Шрам на лбу Гарри – знак того, что он устоял, когда против него была направлена волшебная палочка «Того-кого-нельзя-называть». Неизгладимый знак – метка героя, по ней узнают Гарри Поттера окружающие. Мало того, шрам обладает магическими свойствами, он живет своей жизнью, сообщая владельцу о грядущей опасности, подобно тому, как последствия обычных травм предупреждают нас о перемене погоды. Иными словами, перед нами идеальный образ татуировки: она расположена там, где лучше всего видна; она помогает идентифицировать ее носителя; она защищает (оберегает); она возникла в критический момент, когда герой балансировал между жизнью и смертью (что, хотела того автор или нет, придает истории оттенок испытания и посвящения)».

В таком подборе фактуры наверняка сказались чисто научные пристрастия автора, ведь Мария Медникова, напомню, – специалист по черепам. В буквальном смысле слова – по черепам.

Немного скомканной показалась глава, посвященная татуировкам людей, принадлежащих к так называемым «карцерным группам» – команды кораблей, солдаты, заключенные, изолированные душевнобольные («Rich man – poor man, begger man – thief»; название главы взято из английской детской считалочки; «┘представители элиты традиционного общества и их антиподы – нищие и преступники, – пишет Медникова. – Как это ни странно на первый взгляд, все эти группы объединяет одна черта – пристрастие к татуировкам»).

Впрочем, автор и не ставила себе задачи объять необъятное. «Мы будем опираться в своем обзоре на несколько публикаций, которые представляются основными», – пишет Медникова. И все-таки очень интересны редкие данные, касающиеся демографических аспектов освоения русскими Сибири. «Благодаря огромным массам ссыльных население Сибири возрастает в XVIII веке на 350 тысяч человек. Между 1770 и 1820 годами число русских в Сибири удваивается, в 1820–1854 годах оно увеличивается еще на сорок процентов». И в то же время – до 1757 года осужденным вырывали ноздри и выжигали на лбу и щеках «ВОР» и «КАТ». Людей клеймили аббревиатурами «С.К.» – ссыльнокаторжный, «СП» – ссыльный поселенец.

Вывод, к которому приходит автор, очевиден: «┘для тюремной среды, как, по-видимому, для всех карцерных групп в целом, характерна активизация архаического мышления»┘

Но вот что действительно дорогого стоит в книге Марии Медниковой, так это результаты ее собственного социологического исследования среди студентов Государственного университета гуманитарных наук и Российского государственного гуманитарного университета (глава «Современность и традиция. Назад к истокам?»). Анкетный опрос был проведен в 2004–2005 годах. Оказалось, что 20% опрошенных имели татуировки; из них 60% – в возрасте «инициации», то есть 17 лет, 20% – 19 лет, 20% – 20 лет. Это одно из первых исследований подобного рода в России (если вообще не первое).

Оптимистично звучат финальные строки «Неизгладимых знаков┘». «Подсознательная вера человека в то, что, меняя свое тело, он достигнет аутентичности и изменит мир вокруг себя, оказалась слишком живуча, – пишет Мария Медникова. – Возможно, страх перед инфекциями, сопутствующими радикальным манипуляциям с телом, например перед проблемой СПИДа, остановит человечество на этот раз от «бума татуировок».

На мой же скромный взгляд, гибель – радикальная онтологическая гибель – наступит тогда, когда действительно будет создан способ изменять (или стирать) нанесенную татуировку. Человек, лишившись последнего плацдарма реальности, последнего оплота своей идентичности, сам становится лишь одной из возможных реальностей в мире виртуальных знаков.