Слушай и молчи

Борис Поршнев. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)/ Науч. ред. О.Т.Вите. – СПб.: Алетейя, 2007. – 720 с.: ил. (Серия «Мир культуры»)

Человек начинал не как охотник, а как гиена, как пожиратель трупов. С некрофагии. Так думал Борис Поршнев. И у него для этого были основания. Силами реального неандерталец был приведен к абсурду. Поршнев назвал этот абсурд адельфофагией. В этом именовании абсурда есть плюсы и минусы. Плюс – это его содержательность. Минус – это его случайность. У Юрия Бородая человек начинал как онанирующая обезьяна. Достоверно одно: ничто кроме абсурда не могло привести к возникновению человеческого рода.

Палеолитические камни, галлюцинации, огонь, речь, мозг – все это следы абсурда, пронесшегося по земле, как вихрь, и растворившегося в культуре. И теперь после него мы видим много вещей, которые существуют не на своем месте, которые вообще непонятно почему существуют. И никто не знает, как искать и где найти для них место. Вот Поршнев и Бородай и искали хоть какие-то внятные объяснения. Они полагают, что, к примеру, камни палеолита оббивала обезьяна, она же получила огонь, а вместе с огнем она приобрела постоянную сексуальную готовность. Хотя человек мыслит, у его мозга нет центра мысли. У него есть центры речи: зоны Брока и Вернике. Но мыслить – это не значит говорить. Мыслить – значит воображать, а воображать люди стали до того, как они научились говорить. Способность мыслить возникает не в точке связи человека и вещи. Эта связь регулируется рефлексами. Она возникает в интеракции абсурда между обезьянами. Абсурд ломает инстинкт обезьяны, разрушает ее рефлексы. Освободившееся пространство уже готово для новых форм коммуникации. Вернее, любая интеракция обезьяны со сломанным инстинктом реагирует на галлюцинацию, на то, что реальностью не является. Коммуникативная функция обезьян реализуется на материале, малопригодном для этой реализации. Изменение морфологии материала, на котором реализуется интерактивная функция обезьян со сломанным инстинктом, и приводит к слову, к речи, к столкновению слов.

Человек – это обезьяна, которая подчинила себя идеальному. В речи человека важна была не истина, не соотнесенность с предметом, а возможность воздействия на другого, минуя реальность. Поэтому центр речи не внутри человека, а между людьми, в сфере их взаимных действий. Внутри человека – аппарат, принимающий эти воздействия.

Речь, сознание и эмоция нужны были человеку, живущему в неестественной среде, при малых скоростях событийной жизни, чтобы воздействовать на самого себя. При больших скоростях виртуальной жизни психика отказывается работать, речь сбивается, язык дезориентирует, а сознание становится клиповым. Растет число немотивированных действий людей. Речь остается только внешней. Возможности появления мысли становятся ничтожными, ибо мысль приводила в действие образы, чтобы ими человек воздействовал на себя и на другого. И эти образы не были связаны с перцепциями наличного, то есть были свободны от привязанности к тому, что наблюдаемо. Сужение поля мысли оставляет пустоты, заполняемые визуальными образами, которые не вовлечены в процесс воздействия на самого себя в силу их связности с перцепциями наличного.

А поскольку восприятия непригодны при чрезвычайно большой скорости смены одного события другим, постольку мысль заменяется клипами, хаотически тасующимися фрагментами зрительных и звуковых образов.

Поршнев – философский археоавангардист. Его метод превращенных форм имеет тот недостаток, что он не может закрепить во времени конечный пункт. История все время смещает свой закат и, следовательно, смещает образ начала, превращая их в серию начал и концов. Например, в конце концов человек ходит прямо, вертикально. Если выворачивать эту прямизну, то получится, что где-то в начале он ходил скрючившись, согнувшись. Но Поршнев предлагает гениальный выход из этого затруднения. Поскольку и в начале, и в конце человек ходит вертикально, постольку вопрос о прямохождении человека должен быть вынесен за скобки как не относящийся к делу. Вместе с ним за скобки выносится и вопрос о свободных конечностях, о голове, которая, освободившись от пищевого обшаривания местности, получает возможность заговорить. Все это второстепенные моменты антропогенеза.

Достоинство метода превращенных форм Поршнева – это отрицание диалектики «мало-помалу». Приближение к абсурду ничего не оставляет от этой диалектики. Абсурд растворяет кумулятивную ценность постепенного и заставляет принять принцип «либо–либо». Этот принцип ясно сформулировал Декарт. За это его обозвали дуалистом. Хотя этот дуализм носит методический характер, а не субстанциальный. Иван Павлов в благодарность за этот принцип поставил Декарту памятник у входа в свою лабораторию.