Ольга Балла Чем дальше, тем упорнее кажется мне, что национальность, она же этничность, была одной из самых неудачных, самых несчастных выдумок человечества. Пусть даже необходимой, пусть неизбежной, ладно, понимаю. Но, безусловно, неудачной – и, безусловно, губительной. Такой, от которой человечество теперь само не знает, как освободиться – хотя, должно быть, иной раз и радо бы. И не слишком, надо сказать, старается. Скорее наоборот.
Будучи раз выдуманной, национальность (как принцип, как угол видения мира и себя┘) теперь уже диктует свои условия. Приходится им подчиняться.
Можно даже более или менее точно сказать, когда все это началось – не так уж давно, по сути дела. Самая интенсивная работа по конструированию национального, по приписыванию ей всяческих позитивных смыслов шла в западном мире с конца XVIII века – и весь XIX век напролет. ХIX век вообще был парадом национализмов: немецкого, еврейского, чешского, венгерского, польского, итальянского, греческого, албанского┘ Народы радостно изобретали самих себя. А люди, к этим народам принадлежавшие, обретали в национальных проектах свои самые убедительные смыслы, самые светлые идеалы и готовы были их отстаивать с оружием в руках.
Такая возможность вскоре представилась.
Двадцатый век стал веком национальных государств – и катастрофических войн, в которых самыми смертоносными аргументами оказались именно национальные. За этническую принадлежность убивали. Нет, уже не за веру, не за национальный язык, не за национальную культуру – у человека вполне могло не быть ни первого, ни второго, ни третьего: только за «кровь», что бы под нею ни понималось. И не только евреев во время Холокоста. По тем же причинам фашисты убивали цыган. Азербайджанцы в Баку в январе 1990-го, на последнем издыхании «союза нерушимого республик свободных» – армян. Албанцы – сербов. Сербы – албанцев. Хуту – тутси. Тутси – хуту. Арабы – израильтян. Израильтяне – арабов. Русские бритоголовые ребятки – всех, кто покажется им слишком черным.
Чем станет XXI век – еще насмотримся. Но кое-что, согласитесь, уже видно.
И тем не менее – национальное соблазняет. Даже думающих, критичных людей – а может быть, их-то и в особенности. Оно умеет подавать себя как зона повышенной исторической – человеческой вообще! – актуальности и интенсивности; как более глубокий и осмысленный, чем «в среднем», контакт и с Историей, и, как знать, может, и с самим Бытием. Национальное, конструкт конструктов, умеет казаться человеку самым внутренним его существом, его личной, единственной формой. Его сущностью.
А ведь межчеловеческие различия проходят внутри каждого из нас. Раздирают каждого. Цельность – фикция (не потому ли люди так за нее цепляются?). Может быть, принадлежать лишь к одному из миров: национальных, культурных, смысловых, вообще человеческих – можно только ценой слепоты – добровольного самоослепления?
Честно говоря, неистово хочется быть человеком вообще. Всечеловеком.
