Ольга Балла Лев Этинген. Мифологическая анатомия. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2006, 528 с.
Человек обожает открывать неизведанные пространства и за много веков изрядно в этом преуспел. «Любая географическая или астрономическая карта пестрит именами собственными. Их помнят, уточняют детали открытий, даже празднуют юбилеи». Но может ли похвастаться чем-то подобным ближайшая к нам, неотъемлемая от нас территория – пространство нашего собственного тела?
Увы, похоже, такого благодарного, заинтересованного внимания ему – как ни странно – не досталось. «Небо, земли и воды явно более интересуют человека, чем его собственное тело». Таинственным оно почему-то не чувствуется.
По крайней мере так считает Лев Этинген – доктор медицинских наук, профессор Московской медицинской академии имени И.М.Сеченова. В результате многолетнего чтения студентам лекций по анатомии (а читает он их, между прочим, ни много ни мало полвека) ему стало окончательно ясно, что в представлениях о человеческом теле упускается нечто чрезвычайно важное.
Не то чтобы оно, конечно, совсем уж терра инкогнита. Скорее наоборот: описано и картографировано тело вполне тщательно. Однако за пределами этого описания ученые-рационалисты принципиально оставляют огромный пласт представлений: мифологических, религиозных, эзотерических, поэтических, философских, наконец, просто бытовых предрассудков (никогда на самом деле не свободных вполне от мифологичности), которые сопровождали тело от начала времен. Все эти представления не только не отменяются наукой – они делают ее возможной.
Поэтому-то профессор Этинген отважился на шаг, весьма нетипичный для солидного преподавателя академической дисциплины. Взял да и предложил вполне систематическое описание человеческого организма, включив в него всю – насколько возможно – историю «вненаучных» представлений о нем, – чтобы, как мечтал некогда Станислав Ежи Лец, «придать плоти немного сути».
Буквально за каждой из частей тела стоит солидная культурная история: «нет ни одного органа и складывающихся из них систем, которым бы не приписывались» самые невообразимые для нас соответствия: части света, звездного неба, календаря┘
Так, буквы древнегреческого алфавита соответствовали частям человеческого тела: голове – альфа и омега, шее – бета и пси, плечам и рукам – гамма и хи┘ То же было и у древних евреев: бет – рот, далет – грудь, вау – глаз и ухо, реш – голова┘ В британской Новой Гвинее счет начинался не как-нибудь, а непременно с мизинца левой руки. Астрономы Египта не сомневались, что лоб имеет самое непосредственное отношение к Солнцу, мозг – к Луне, язык – к Меркурию. А в доколумбовой Америке «своя» часть тела была вообще у каждого дня: считалось, что он на нее влияет. Само же тело описывалось по аналогии с внешним миром: в лексиконе месопотамских врачей были такие названия, как «дверь дворца», «путь», «ярмо», «набережная»┘
Части тела людей или животных, в свою очередь, у самых разных народов считались способными воздействовать на соответствующие части мироздания, прежде всего – других тел. Казахи развешивали около новорожденного позвонки барана, чтобы у младенца закреплялись шейные позвонки. Больной зуб полезно бывало потереть зубом покойника: ведь у того зубы уже не болят. А на острове Тонга из группы Самоа тому, кого хотели проклясть, рекомендовали (может, и по сей день рекомендуют) следующее: «Выкопай отца при лунном свете и сделай суп из его костей; изжарь его кожу, сделай из нее печенье; гложи его череп; ┘сжуй сердце своего дедушки, проглоти глаза своего дяди┘ съешь хрящевые кости своих детей; высоси мозги своей бабушки, оденься в кожу своего отца и завяжи ее кишками твоей матери».
Живое тело тоже не оставляли в покое. Какие бы соображения за этим ни стояли: эстетические, мистические, медицинские (вроде профилактического удаления считавшихся вредными миндалин) или сугубо практические (скажем: амазонки выжигали правую грудь, чтобы не мешала лук натягивать), но практически каждая культура предписывала, с той или иной степенью радикальности, что-то с ним делать – как-то менять его природой данное состояние. В древности на Балеарских островах, в Южной Америке, в устье Дона и в Закавказье деформировали детям черепа. На Фиджи и острове Пасхи удлиняли ушные раковины до такой степени, что они касались плеч. Знатным китаянкам вплоть до совсем недавнего в историческом отношении времени бинтовали ступни, чтобы не росли: считалось красивым. Несладко приходилось в разных культурах зубам: женщины майя их подпиливали, чтобы те были «как зубья пилы»; австралийцы-аборигены перед вступлением в брак – выбивали, чтобы лицо было похоже на «темные дождевые тучи». Прокалывали и растягивали губы; деформировали или удаляли нос; вырывали язычок мягкого нёба; растягивали шею и опускали грудную клетку; изменяли разрез глаз; татуировали все, что только можно┘
И все это – потому, что тело перенасыщено смыслами: мифологично изначально и по определению. Даже в тех культурах, которым кажется, будто они об этом не помнят.
Оно вообще – хотя бы уже в силу неустранимой антропоморфности восприятия человеком мира – «самый универсальный из всех символов». Оно может быть прочитано – да всегда и прочитывалось – как аббревиатура мироздания в целом.
Древние были уверены, что, изучая тело-микрокосм, можно получить представление о мире-макрокосме. Но ведь и сегодня пересказать смыслы, соотносившиеся с телом в разные времена, – совершенно то же, что пересказать историю человеческой культуры: разные линии и темы этой истории оно связывает в единый узел.
Более того: каждый из этих сюжетов имеет непосредственное отношение к каждому из нас. Ведь, как справедливо замечает Этинген, «каждый анатомический факт любой читатель может найти у себя. Только из-за этого стоило написать книгу!»
