Момент начала своей жизни в Истории я помню с точностью до минуты. По крайней мере, мне долго так казалось.
Солнечным августовским днем, после бессонной ночи у транзистора, ловившего и западные «голоса», мы вышли на Арбат со стороны Смоленской, не подозревая, что, не дойдя до Гоголевского бульвара, окажемся уже совсем в другой эпохе.
Рядом, у Белого дома, творилось что-то невообразимое. Там решались вопросы жизни и смерти. Там собрались люди, не знавшие, переживут ли они эту ночь. Ждали штурма. Из раскрытых арбатских окон наперебой говорило радио. Ситуация менялась от дома к дому, пока, дойдя до тогдашнего магазина военной книги, мы не услышали: гэкачеписты арестованы. Штурма не будет.
По Калининскому, к Кремлю, шли БТРы с российскими флагами. На тротуарах ликовала толпа: «Ельцин!!! Ура!!!»
«Сумасшедшие», – сказал мой тогдашний спутник.
Вот с этого я многие годы отсчитывала собственное существование в Истории: с того момента, как события стали моим личным опытом. Когда пришлось не воображать, слушая и читая чужие пересказы, а видеть и слышать. Так и осталось, в одном клубке, неразделимо: ранний вечер, рев толпы, грохот БТРов, редкий солнечный дождь, головокружение от бессонницы, резкое нарушение внутренних равновесий.
Что это было «на самом деле» – нам предстояло узнать потом. Сомневаюсь, правда, что узнали.
Как относиться к произошедшему – СМИ всегда настойчиво объясняют сразу. Но проходит, по меньшей мере, несколько лет, прежде чем начинают складываться представления о том, как его «следует» понимать. И даже – стоит ли его понимать вообще. Отнести его к числу достойных внимания событий или к тому, о чем можно вообще не упоминать.
Все, что с нами реально происходит, – это наш опыт. Но, оказывается, никакая это не история.
Исторические события вообще происходят лишь задним числом.
Чтобы стать не то что значительным, а вообще событием, жизни надо «отлежаться». Утратить с нами эмоциональную связь. Мы, пожалуй, и сами должны перестать верить, что это произошло с нами. Мы можем вспоминать его не прежде, чем как следует забудем.
Писать историю событий по-настоящему начинают тогда, когда они отрываются от живого мяса единственной жизни, вплетенной в ее неповторимые и преходящие смыслы. Тогда, по идее, она имеет хоть какой-то шанс стать не публицистикой, не выяснением отношений и отстаиванием интересов, а действительно Объективной Историей. (Надо ли говорить, что этим шансом она не очень-то пользуется? Но это уж другой вопрос).
История – искусство забвения.
Поэтому-то – хотя писанием истории люди занимаются по меньшей мере со времен Геродота (а когда-то, как пишет Александр Левинтов, она и вовсе была единственной формой науки), они почему-то всякий раз делают это по-разному – даже описывая одно и то же. Поэтому-то они до сих пор не договорились, как надо это делать. И никогда не договорятся.
История – это то, чего не было.