Под маскою веселого убийства

Бремя развлечений: Otium в Европе XVIII–XX вв. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2006, 368 с.

Медлар Лукан, Дуриан Грэй. Туризм для декадентов/ Пер. с англ. Е.Гинца. – М.: НЛО, 2006, 176 с.

«В этом занятии нашего общества и нашего поколения, – ворчал Петр Андреич Вяземский в начале тридцатых годов позапрошлого века, – есть какое-то полоумие старости, впавшей в ребячество. У нас ищут, – брюзжал он, – не только то, что убивает время, но что убивает и мысль».

Кто бы мог подумать, что столько негодования вызвала невинная забава: вырезание из картин фигурок и их наклеивание. Именно оно кружило головы посетителям светских салонов осенью 1832 года. «И барышни, и барыни, и щеголи, и сановники – от Петербурга до Петергофа все вырезывают».

То ли еще сказал бы язвительный современник, будь у него возможность прочитать, что станут писать об этом достойном, казалось бы, желтого дома занятии почти два века спустя? А пишут преинтересные вещи. Например: «Речь идет о некоем достижении состояния всецелочувствования настоящего, предельной концентрации на самом процессе делания┘» А что мысли тут никакой нет, так даже и лучше: «коммуникация с внешним миром (его познание) и автокоммуникация (самопознание)» «являются только досадной помехой на пути к результату игры».

Именно это читаем мы в одной из статей (М.Юнисов «Шарады в действии») весьма насыщенного и умного сборника «Бремя развлечений». Его составили материалы международной конференции, которую проводил отдел массовых жанров Государственного института искусствознания.

Со времен Вяземского радикально сменилась познавательная парадигма. Теперь совсем не то, что тогда, отношение к повседневности вообще и к развлечениям в частности – пожалуй, и в особенности. Там, где высоколобая элита прежних дней не видела ничего, кроме пустого убиения времени, – сегодня интеллектуалы обнаружат что угодно, только не пустоту.

Н.Креленко вскрывает идейно-политический подтекст празднеств Великой французской революции (которая и сама с полным правом претендует на звание «народного праздника» в смысле Бахтина: «время, когда люди пребывают┘ в состоянии другого бытия, предполагающего» «временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов»). Л.Трахтенберг показывает, как «пародические празднества» петровского времени вроде Всешутейшего и всепьянейшего собора с его не то что дозволенным, а прямо предписанным глумлением над Церковью оборачиваются очередной формой власти царя-деспота над подданными (о расслаблении и свободе и речи нет!). С.Макаров и вовсе докапывается до таких корней очень популярной в свое время на Руси «медвежьей потехи» (травля, бой и комическое представление), которыми эта забава уходит в божественное: в древнейший, общий всему человечеству культ медведя. Медведь оказывается «самой древней ипостасью бога земли, а также бога вообще» (!).

Вообще то, что на свете есть интеллектуалы, – сущее спасение. Они – особливо нынешние – не оставляют бессмыслице никакого шанса.

О чем бы ни шла речь: о бальных танцах, о детских играх┘ везде они найдут обязательность необязательного, смыслы пустяков, семантику ерунды. Уже в XIX веке даже в детской усматривали «главную, нередко единственную школу национального чувства». Что говорить о балах, в которых всего несколькими годами позже ворчуна Вяземского Ф.Кони видел не «простую забаву», но «дружеский союз, благодетельное сближение┘ Под маскою веселого убийства времени кроются виды, планы, надежды и жизнь».

Дошло до того, что интеллектуалы и сами почуяли: пора спасать положение – разрушать ими же тщательно выстроенные конструкции, обременяющие мир смыслом. Куда ни ткни – везде смысл, просто бежать некуда. Остается лишь изобретать изощренные практики, направленные на его истребление.

Так рождаются грандиозные проекты, подобные «Туризму для декадентов». Его предлагают две столь же изысканные, сколь и таинственные личности, пожелавшие укрыться под именами Медлара Лукана и Дуриана Грэя. Они уже успели снискать славу в качестве творцов «Поваренной книги Декаданса» – об экстремальной кулинарии – и теперь радуют глаз повествованием о не менее экстремальных путешествиях, единственный смысл которых – в том, чтобы как можно вернее избегать любого смысла. Этой сверхзадачей наделяются всяческие формы разврата. Авторы, разъезжая по миру, упражняются в них настойчиво и педантично, но получается почему-то всегда одно и то же: то совокупления, то обжорство, то все это вместе.

Уж лучше бы, что ли, картинки вырезали да наклеивали.