Этап, прибытие, сортировка

Энн Эпплбаум. ГУЛАГ. Паутина Большого террора/ Пер. с англ. Л.Мотылева. – М.: Московская школа политических исследований, 2006, 608 с.

О так называемом «Архипелаге ГУЛАГ» мы знаем много. И не только из книги Александра Солженицына, которую диссиденты во время оно переплетали в обложки «разрешенных» изданий и возили с собой, как Библию. Не только от старшего поколения, от всех этих бабушек и дедушек – сидевших, сосланных, трясущихся от непрестанного, всюду настигавшего страха, боявшихся доносов и ночных стуков. Не только из воспоминаний Варлама Шаламова, Льва Разгона и других «узников совести». О сталинской эпохе, о ее лагерях и о многомиллионном, отданном (и пошедшем как ни в чем не бывало) в рабство народе мы знаем еще и от тех, кто молчал, кто с улыбкой говорил про застенки «это было при царе Горохе», чтобы не дай Бог не вспомнить, что все это творилось с ними же, с их соседями, родственниками и знакомыми.

Пожалуй, об этом книга Энн Эпплбаум «ГУЛАГ. Паутина Большого террора». Можно сказать, что это удостоившееся Пулитцеровской премии «самое документированное исследование эволюции советской репрессивной системы Главного управления лагерей» в первую очередь обращено к тем, кто помнить не хочет. Немалую часть книги автор посвящает именно этому прискорбному факту (если, конечно, можно так легкомысленно обозначить практически полное отсутствие исторической памяти у целого народа).

В книге – то, что было описано, задокументировано и напечатано. Беспросветные эти описания мы не раз читали и в других свидетельствах о ГУЛАГе: «Здесь на Лубянке ты была уже не человек. И вокруг тебя нет людей. Тебя ведет по коридору, раздевает, обыскивает машина. Все делается совершенно безразлично. Ты ищешь человеческий взгляд, я уже не говорю про человеческий голос – его нет┘ Они в тебе человека не видят. Ты для них вещь. Вещь!»

Так что даже не это притягивает взгляд. И не описание того, что творилось в 1960–1980-е годы в Стране Советов: все эти «вялотекущие шизофрении», насильственные заключения в психиатрические больницы-тюрьмы, лагеря, уголовщина и героические диссидентские выступления. И даже не свидетельства советских людей о том, как проходили аресты, о массовых убийствах, изнасилованиях и каторжных работах┘ И не точный подсчет, где сколько погибло рабов, а работа автором проведена громадная, суровая и беспристрастная.

Нет, самым беспросветным в книге можно смело назвать небольшой эпилог под названием «Память». В нем американская исследовательница описывает, как плыла она «ранней осенью 1998 г. на теплоходе по Белому морю из Архангельска в Соловки» и как один из случайных ее спутников (то есть типичный представитель так называемых «россиян»), узнав о том, чем занимается она в России, неприязненно сказал: «Почему вас, иностранцев, интересует только плохое в нашей истории? Зачем писать о ГУЛАГе? Почему вы не напишете о наших достижениях?» Женское начало в лице жены этого милого человека тоже подало голос: «ГУЛАГ – это дело прошлое, он больше не актуален┘ У нас другие проблемы – безработица, преступность. Почему вы не напишете о наших реальных проблемах? Зачем ворошить то, что было давно?»

Вся штука в том, что умение проскакивать на всех парах мимо собственной истории, собственной психологии и собственной страны у нас наблюдалось от века. И симптоматично, что подробнейшее описание ГУЛАГа, каким он был для миллионов русских людей (главы «Арест», «Этап, прибытие, сортировка», «Наказания и награды», «Бунт и побег»), в наше время делается американкой и получает иностранную премию. Нет, это, разумеется, не значит, что у нас в стране все поголовно бездействуют. Открыты некоторые архивы, существует общество «Мемориал» и отдельные люди, которым важно то, что было и что есть сейчас (коллективное бессознательное целой страны никуда деваться не собирается, к тому же «непереваренное» прошлое порождает очень своеобразное настоящее). Об этом автор книги и пишет.

«В России груз прошлого ощущается сильнее, чем где бы то ни было. Россия унаследовала многие атрибуты советского режима, а вместе с ними – колоссальный комплекс власти, присущий СССР, его военную машину, его имперские устремления. Поэтому политические последствия слабой исторической памяти в России гораздо более тяжелы, чем в других посткоммунистических странах»┘

В эпилоге Энн Эпплбаум задается насущным вопросом: откуда в России такое исступленное нежелание помнить? Что это за феномен такой? Вот Александр Яковлев, председатель Комиссии по реабилитации, с которым беседовала по этому поводу автор, объясняет эту загадку следующим образом: мол, общество «потому равнодушно к преступлениям прошлых лет, что очень многие в них участвовали┘»

И все же, как выясняется, разгадка для исследовательницы находится не совсем в этой плоскости: «Говоря попросту, бывшие коммунисты, несомненно, заинтересованы в сокрытии прошлого: оно пятнает их, подрывает их престиж, ставит под вопрос притязания на «реформаторство», даже если они лично не замешаны ни в каких былых преступлениях┘»

А может, феномен нашей куцей исторической памяти кроется еще и в чем-то другом? Как бы то ни было, еще одна книга о ГУЛАГе весьма своевременна. Она – о нас и настоящем, а стало быть, читать ее интересно. Хотя и страшно.