История человеческих отношений – культур ли, стран ли, отдельных ли людей – должна быть понята еще и как история обманутых ожиданий. Вернее – ожиданий и неминуемого их обмана.
Другого человека, наверное, и вообще-то никогда нельзя увидеть таким, каков он «на самом деле». Любого – а о представителе другой культуры и говорить нечего. Хотя бы уже потому, что в это «самое дело» неизбежно входит – пропитывая каждое его движение, сказываясь в каждой интонации – то, как он видит самого себя: с громадными пластами смыслов, «фоновых знаний», предрассудков, ассоциаций, известных лишь в пределах его культуры и абсолютно непонятных за ее пределами. Мы и сами себе обыкновенно не отдаем отчета, сколько в нас этого неявного. Человеку не очень-то свойственно обращать на это внимание, и хорошо: как та самая сороконожка, он непременно запутается, если будет считать все свои «конечности» и думать, в каком порядке их переставлять. Неявное для того и создано, чтобы быть неявным и действовать автоматически.
Непонимание будет, пока свет стоит. Понимание, попадание, точность, совпадение – всегда исключение и непременно требует особых усилий. Но это – отдельный вопрос, и, кроме того, он уже достаточно неплохо проработан. Как справляться с непониманием, какие усилия прикладывать и как их распределять, на что и как обращать внимание – это люди себе уже более или менее представляют; над выработкой такого знания трудится, и весьма эффективно, целая армия профессионалов – от психотерапевтов до культурологов. Есть даже специальная дисциплина, изучающая обмен информацией и ее восприятие при этом: коммуникативистика.
Гораздо менее продумано то, что непонимание само по себе чрезвычайно продуктивно. Рискну предположить, что понимание ему в этом даже уступает.
Хорошо бы знать, что делать с непониманием. Как правильно им распорядиться.
Непонимание порождает такую замечательную, необъятную, безграничную вещь, как домысливание. У этого слова традиционно не слишком хорошие подтексты в нашей культуре – а, если вдуматься, зря.
Домысливая то, что нам неизвестно и никогда известно не будет, мы выращиваем целую новую область собственного мира. Весьма вероятно, что Восток – который, как утверждает тот же Эдвард Саид, выдумали в своих целях люди Запада – действительно никогда не был ни таким «загадочным», ни таким «нерациональным», ни таким «мудрым» (что ему там еще приписывали?), каким его рисует себе европейское массовое, некритичное в своей массовости сознание. Но, спроецировав на выдуманный Восток собственные ожидания, Запад – чем бы ни был он сам – тем самым стал лучше чувствовать, чего именно не хватает ему самому. Какие собственные качества он еще не вполне развил, какие собственные стороны еще не освоил. Из такого домысливания целая культура выросла. Чем был бы тот же романтизм без неистовой идеализации Востока? И чем были бы европейцы без романтизма? И при чем тут настоящий Восток?..
Может быть, все, с чем мы действительно имеем дело, – это и есть мы сами. В Другом мы видим собственное отражение. Что же в этом плохого: в зеркало, в конце концов, тоже полезно смотреться. А что касается Другого как он есть┘ видимо, с его недоступностью надо просто смириться.