Наталья Старосельская. Повседневная жизнь «русского» Китая. – М.: Молодая гвардия, 2006, 376 с.
Мирослав Йованович. Русская эмиграция на Балканах: 1920–1940/ Пер. с сербск. А.Тимофеева. – М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»; Русский путь, 2005, 488 с.
После поражения в Гражданской войне значительная часть русских эмигрантов оказалась в пределах государств, восстановивших независимость после распада империи (Польша, Финляндия, страны Прибалтики). Казалось, что территории, более или менее адаптированные к русскому быту, с развитой социальной системой обеспечат относительно благополучное существование изгнанникам. Аналогично рассматривалась возможность пережить беженское неустройство в странах-союзницах по Первой мировой войне. Надежды оказались напрасными. Новые страны были заняты собственным устройством, и им в лучшем случае не было дела до каких-то русских (в худшем на них смотрели, и не без основания, как на недавних притеснителей). Недавние союзники или просто закрыли для большинства эмигрантов свои границы (Великобритания), или же предоставили низкооплачиваемые или тяжелые работы (Франция, Бельгия). Исключение составили «русская» территория Китая, бывшая, по сути, колонией империи, и Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (будущая Югославия).
Книга современного российского историка Натальи Старосельской повествует о русской колонии на территории Маньчжурии со своей столицей Харбином, ставшей после революции частью Русского зарубежья. Возникновение «русского Китая» было связано в первую очередь с торговлей и геополитическим расширением империи на восток. Вывоз леса («китайские дрова», как шутили харбинцы), бизнес с местным населением, строительство трансконтинентальной Китайско-Восточной железной дороги создало устойчивую административную и социальную структуры, позволившие наладить жизнь беженцев и эмигрантов. Возникло подобие ушедшей России, со своим бытом, школами, театрами («Весь мир»), кинематографом («Луна-парк», «Новый мир») и ресторанами («Ренессанс»). Образовавшийся «осколок» бывшей империи привлекал эмигрантов из Европы. С гастролями в Харбин приезжал, например, сам Александр Вертинский.
Независимость «русского Китая» была обусловлена слабостью центральной власти. Китай был раздроблен и переживал состояние перманентной гражданской войны. Оккупация Поднебесной Японией (1937), а затем, после окончания Второй мировой, установление коммунистической диктатуры (1949) привело к разрушению русской диаспоры, насильственной депортации в Советский Союз, в ходе которой погиб талантливый поэт Арсений Несмелов, или новой эмиграции (как правило, в США и Австралию).
Совершенно иная ситуация сложилась у русской эмиграции на Балканах. Государь Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев Александр IV Карагеоргиевич видел в изгнанниках правопреемников императорской России и, следовательно, союзников по Первой мировой. Финансирование социальных программ и формирование условий для интеграции в страну рассеяния, а также языковая и конфессиональная близость создали в значительной степени благоприятный климат для эмигрантов. Сербский ученый Мирослав Йованович дает антропологический анализ русской диаспоры. Йованович реконструирует картину мира беженца. Его отношение к семье и труду, болезни и смерти. Ученый показывает, как меняется религиозность эмигранта, его самосознание. Йованович рассказывает об удачном опыте восстановления русской диаспорой дореволюционного быта: создание административных структур, учебных заведений, издательских программ.
Как и в Китае, Русское зарубежье на Балканах было разрушено внешними факторами, в первую очередь началом Второй мировой войны. Эмигрантам пришлось вновь бежать (в основном в те же США и Латинскую Америку) во избежание депортации в Советский Союз. Будь то Восток или Запад – все дороги ведут в Вашингтон.