Играют все

Наталья Козлова. Советские люди. Сцены из истории. – М.: Европа, 2005, 544 с. (Империи).

Последняя работа философа и социолога Натальи Никитичны Козловой (1946–2002), увидевшая свет спустя три года после смерти автора, – часть большого, так и не завершенного ею проекта: «Русский человек в ХХ веке». Козлова одной из первых начала работу по осмыслению советского опыта – и это в 90-х, когда, как пишет она сама, «любая проблема, связанная с советским обществом, виделась политически актуальной», а рассуждения об идиотизме «совкового» существования, хоть и не повторялись с перестроечной частотой, и не думали расставаться со статусом общего места. Это – попытка работать с советским опытом в специфических условиях «культурной амнезии», когда у взрослых память о совсем недавно пережитом прочно забита стереотипами о нем, а среди детей, рожденных в новой России, не всякий знает, что значат эти странные буквы: СССР.

Козлову не заподозришь ни в просоветских симпатиях, ни в ностальгии по советскому – которая, вопреки мнению автора предисловия, Глеба Павловского, не только не сходит на нет, но, напротив того, оформляется в устойчивое культурное направление и порождает собственные мифы. Что ей точно свойственно, так это желание понять своих героев, услышать подлинный голос каждого, через свойственный каждому язык выявить смыслы его единственной жизни – реальные, а не навязанные идеологической интерпретацией.

Она работала прежде всего с «человеческими документами» из негосударственного Народного архива, который собирает так называемые «источники нового типа» – следы повседневных практик «простых» людей. Дневники, воспоминания, письма из домов отдыха и командировок, открытки к Первому мая и Восьмому марта┘ – голоса тех, кому не случилось вписать себя в Большую Историю. Это – история изнутри. Почти вслепую. Принятая как данность. И не помышляющая о том, чтобы оказаться предметом анализа. Исчезающая, как сама жизнь.

Голоса персонажей звучат едва ли не на равных с голосом самого автора. Большие цитаты из текстов, написанных людьми, часто не очень грамотными, для себя и для самых близких, даются в том виде, в каком слова легли когда-то на бумагу: с ошибками, неправильностями, пропущенными запятыми. Исследовательница дает нам услышать – как бы немного прожить – эти умолкшие жизни.

Однако перед нами не лирика, а жесткая, точная, хотя и деликатная, аналитическая работа. Каждый персонаж представляет определенную позицию внутри советского социального пространства, определенную жизненную стратегию. Сын раскулаченного крестьянина начала 1930-х, скрывающий свое происхождение, мечтает о «нормальном» социальном существовании, о «культурности», образовании, карьере, ищет образцов для подражания. Партийный функционер ведет дневник во время ленинградской блокады. Представительница московской «золотой молодежи» 1960-х вспоминает свой роман с сыном Паустовского и историю возникновения своих антисоветских настроений┘ И так – вплоть до едва грамотной старушки, бывшей уборщицы, воспоминания которой – практически уже за гранью письменной речи: «нехто невспомнить переживание мое после моей жизни»...

Почему «люди, рожденные в разных социальных пространствах», разительно друг на друга непохожие, оказавшись на одном историческом поле, «по сути следуют одним и тем же правилам игры»? Одни играют охотно и азартно, другие – вынужденно, третьи, кажется, вообще не подозревают, что они это делают. Но играют все.

Не стоит обольщаться: мы не лучше и не свободнее этих людей. Как и они, мы – пленники и игроки своего времени. Будучи выходцами из советской эпохи времени, мы до сих пор знаем об этом, по сути, «единственном ресурсе» собственного понимания мира «непростительно мало».