Владимир Самошкин. Антоновское восстание. – М.: Русский путь, 2005, 360 с.
Существует два, прямо противоположных взгляда на Тамбовское восстание крестьян 1920–1921 годов. Апологеты повстанцев пишут о всенародном сопротивлении населения злодеям-чекистам, массовом применении химического оружия и авиации против мятежников. Их противники не менее живописно рассуждают о «кулаках-мироедах», из обрезов стреляющих в спину красноармейцам и коммунистам, поджигающим хлеб и обрекающим на голод своих односельчан.
Краевед из Воронежской области Владимир Самошкин пытается разобраться в событиях, именуемых им «последней крестьянской войной» (по аналогии с восстаниями Разина, Булавина и Пугачева). Книга состоит из трех частей: истории Тамбовского восстания, биографии его лидера Александра Антонова и нескольких статей о мятеже, опубликованных в периодике 20-х годов.
Самошкин пишет о причинах восстания, вызванных продразверсткой. «По подсчетам губпродкома, потребности в хлебе в самой Тамбовской губернии равнялись 64 млн. пудов, в то время как, исходя из видов на урожай в начале августа, предполагалось, что валовой сбор хлеба составит всего 62 млн. пудов». Однако, несмотря на дефицит зерновых, на губернию была наложена разверстка в 11,5 млн. пудов, грозившая голодом крестьянам. Отсюда и стихийность восстания. Оно застало врасплох не только большевиков, но и готовивших мятеж эсеров. Последние решили воздержаться от помощи обреченному (и не без оснований) на неудачу выступлению. Один из представителей восстания прямо сказал эсерам: «Видно, что нам придется действовать одним. Но тогда берегитесь и вы. Придем в Тамбов – перебьем и вас заодно». Естественно, что многие эсеры с осуждением отнеслись к отказу от участия, как, например, бывший учитель и террорист с дореволюционным стажем Александр Антонов.
Самошкин опровергает расхожее мнение об эффективности применения химического оружия коммунистами. Реальной причиной поражения стала замена продразверстки продналогом (НЭП). Интересно, что на Тамбовщине замена произошла на сорок дней раньше, чем в остальных губерниях. В принципе после 15 февраля 1921 года можно было уже и не вести каких-либо действий против мятежников, ограничившись пассивной обороной. С началом сбора урожая повстанцы сами бы прекратили борьбу. Это понимал и Антонов, когда с горечью сказал: «Да, мужики победили. Хотя и временно, конечно. А вот нам, отцы-командиры, теперь крышка». Что же касается химического оружия, то скорее всего повстанцы даже не знали, что его применяли. Стрельба велась в жаркую погоду, в сильно заболоченной местности, что запрещено инструкцией (утрачивается отравляющий эффект). Если к этому прибавить, что стреляли по площадям, то вероятность поражения противника сводилась к нулю.
Историк приводит статистику численности войск, потерь повстанцев, но крайне скупо пишет о потерях победителей. Нет даже примерного соотношения общих потерь сторон. Следует также отметить тенденцию к идеализации мятежников. Самошкин приводит документы, касающиеся отношения к пленным, согласно которым рядовой состав, как правило, отпускался (смертной казни подлежали командиры и политработники). Он пишет о стремлении Антонова ненасильственными методами перетянуть на свою сторону села и деревни, заявившие о «нейтралитете» в конфликте. Но, как любил повторять Лев Толстой, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а нам по ним ходить».
Позволю себе небольшое отступление. Дело в том, что мой дед Мартынов Андрей Сергеевич рядовым бойцом ЧОНа подавлял антоновский мятеж. Из немногочисленных рассказов создавалась неутешительная картина массовых зверств как со стороны красных, так и со стороны повстанцев. Если в село, симпатизировавшее антоновцам, входили чекисты, то все население нередко вырезалось. Аналогично действовали и повстанцы.
Да и сравнение со Степаном Разиным и другими дореволюционными мятежниками представляется не совсем корректным. Степан Тимофеевич крепко пил и по пьяному делу топил персидских княжон. А Александр Степанович Антонов был воинствующим трезвенником, да и в игре в муму замечен не был.