Апология Горбачева

Недавний юбилей Горбачева оказался удобным поводом для того, чтобы лишний раз полить грязью бывшего президента СССР, первого и единственного. Особенно отличились писатели. В первых рядах как всегда – Лимонов, Проханов, Галковский и их соратники. То есть все те, кто был трагически обойден при дележе перестроечных пирогов. Отсюда и праведный гнев, и обида за поруганные святыни, и плач о былом величии.

Интересно, где бы они все были, если б не горбачевская перестройка┘

Лимонов для начала просто не смог бы вернуться из эмиграции. Кто бы его впустил? Уж точно не Андропов и не Черненко, которых Горбачев сменил на самом главном посту. Может быть, Хасбулатов, которого Лимонов так отчаянно защищал в 1993 году? Очень я сомневаюсь. И витийствовал бы сегодня Эдуард Вениаминович перед кучкой западных радикалов. А что до тюрьмы, то Лимонова посадил в нее тоже не Горбачев. Политические и уголовные преследования – аргумент, безусловно, сильный, но страшно даже подумать, что сделали бы с нацболами году эдак в 1981-м. И возможна ли тогда вообще была НБП?

Проханов, как известно, никаким радикалом до перестройки не был и пресными своими романами никак не выделялся из союзписательской массы. Разве что верноподданничеством. Лишь благодаря кончине советской власти появилась у него возможность имитировать литературный протест. Шокировать доверчивую публику примерно тем же, на чем сделал себе имя американец Том Клэнси и что в приличном обществе называют обычно «трэшем». То есть, попросту говоря, мусором. Да, от официальной кормушки Проханова оттеснили, но во всем остальном ему сказочно повезло.

Галковский? Кто знал Галковского в восьмидесятых годах? А сейчас он имеет возможность не только получать премии, но и от них отказываться.

Я очень рад, что современная русская литература не исчерпывается этими именами. Как не исчерпывается она и людьми из другого лагеря. Войновичем, Аксеновым, Битовым┘ И вообще с трудом поддается делению на лагеря. За это тоже спасибо Михаилу Сергеевичу. В том и состояла идея гласности, дискредитированная и бесславно сгинувшая в девяностые годы, чтобы никто не узурпировал право на окончательную и бесповоротную истину. Чтобы вместо двух мнений (за и против) звучали сотни и тысячи голосов.

Не получилось. И «красный террор», по словам поэта Александра Тимофеевского, сменился террором желтым. Неизвестно еще, что лучше. Сергей Довлатов писал в свое время, что рыночную цензуру предпочитает идеологической, потому что при рыночной – изредка, случайно – все-таки может пробиться к читателю что-нибудь стоящее. При идеологической – никогда. А теперь представьте, что они возьмут и договорятся, красные и желтые террористы. Последние годы дело как раз и идет к красно-желтому симбиозу. Тогда хоть в самиздат подавайся. Тогда всем нам кранты – и писателям и читателям┘

Самое, пожалуй, ужасное, что стоит за всем этим не мировая закулиса и не администрация президента, а те, на кого мы утром с отвращением смотрим в зеркало. Главные террористы – мы сами. Именно под нас строится конъюнктура. Вот и давайте винить за то, что имеем, себя, а не Горбачева, Ельцина или Путина. Но как-то не в традиции у нас честная рефлексия. Ее место занимает историческая отрыжка. Переели советской власти – отрыгнули позорными девяностыми. Переели свободы – отрыгнули заморозком, зажимом и тоской по сильной руке. Дураку понятно, что дело тут не в свободе и не во власти, а в том, что желудок некачественно работает.

Вопрос, чего именно мы хотим: свободы или тотального подчинения – звучит в России заведомо некорректно. Хотим то, чего нет. А то, что имеем, на дух не переносим. Не случайно же чеховский Фирс волю назвал несчастьем. Не случайно отмену крепостного права общество отрыгнуло массовым террором с обеих сторон и десятками камикадзе-народовольцев. Ведь свобода предполагает ответственность и осмысленность. А лучший способ избавиться от них – залить страну кровью, уничтожить настоящее во имя светлого будущего. Ведь с покойника какой спрос┘

И не случайно писатели (вменяемые писатели), которых я опрашивал к горбачевскому юбилею, говорили о царе-освободителе в связи с перестроечными делами. Эмоциональная Нина Горланова из Перми так и написала мне: «Считаю Горбачева великим, как Александр Второй! Тот освободил крестьян, а Горби нас всех. Хочу верить, что освободил навсегда. Что сейчас отступление временное, во всяком случае на сто процентов советская власть не должна вернуться». Напомню, что сегодняшнее временное отступление началось в конце девяностых с разговоров о невыносимом бремени свободы и осторожных предложений избавить нас от этого бремени┘

Примерно о том же говорит поэт и историк литературы Вадим Перельмутер: «Горбачеву удалось положить конец всеотравляющей агонии СССР, которая могла длиться и длиться. Рисковал – всем. Что могли сделать в этой стране с потерпевшим поражение в подобном предприятии, нетрудно представить. Его трагедия – классическая трагедия реформатора, который оказывается между молотом и наковальней: для радикалов слишком медлителен, для консерваторов поспешен, стало быть, реальной поддержки найти не у кого, а без нее... В России особый способ обращения с реформаторами: Александру, освободившему крестьян, отменившему рекрутчину, бомбой ноги оторвали. У Горбачева обошлось без этого. Повезло».

Горбачеву, действительно, повезло. И аналогия с царем тут уместна. Но никакой царь не в силах освободить народ, для которого свобода – несчастье. Освободился лишь тот, кто к этому был готов. А таких всегда меньшинство.