Андрей Смирнов Игорь Вишневецкий. «Евразийское уклонение» в музыке 1920–1930-х годов: История вопроса. Статьи и материалы. – М.: Новое литературное обозрение, 2005, 512 с.
Классическое евразийство 20-х годов – течение универсальное. Евразийцы стремились синтезировать азиатскую стихию и русскую имперскую идею, технический прогресс и православие, идеалистическую философию и большевистскую волю к власти┘ Коммунистический проект, сформировавшийся к началу 20-х годов, казался им слишком западническим, слишком буржуазным. В статьях и манифестах евразийцы формулировали свои взгляды на экономику, политику, идеологию, культуру, религиозную систему новой, «западно-восточной» России. Была у евразийцев и собственная музыкальная концепция. Историк и культуролог Игорь Вишневецкий собрал и обработал интересный, редкий материал об этой практически не изученной стороне евразийского движения.
Евразийство в музыке 20–30-х годов, по Вишневецкому, представляли шестеро эмигрантов: музыковед и публицист Петр Сувчинский, музыкальный теоретик Артур Лурье, композиторы Игорь Стравинский, Сергей Прокофьев, Владимир Дукельский, Игорь Маркевич. Почти одновременно в их головах созрела мысль: а не пора ли покончить с европейским (в особенности – немецким) засильем в русской музыке? Ни для кого не секрет: во многих областях техники, науки и культуры иностранцы были нашими учителями, невольно подгоняя русского человека под свою линейку. То же, по мнению Лурье, происходило в ХIХ веке и в русском музыкальном образовании. «Пора остановить культурный империализм Запада, да здравствует подлинно русская музыка!» – восклицал он в ту же пору, когда Петр Савицкий призывал всех честных русских обратиться лицом к Востоку. Именно новая русская музыкальная культура, считали евразийцы, должна «сформировать будущее государственное устройство и национальное самосознание России-Евразии┘, окачествить, преобразить ее историю». Это в итоге должно было привести к мировому лидерству русской музыкальной школы. Двадцатый век, провозглашал бывший футурист Лурье, войдет в историю как век русской музыки. А оперы и симфонии композиторов-евразийцев должны послужить иллюстраций этих громких манифестов.
Увы, искусству еще никогда не доводилось играть главенствующую роль в какой-либо идеологии (а евразийство, как ни крути, – все-таки в первую очередь политическая доктрина). Так вышло и с «евразийским уклонением»: задорные статьи Лурье и Сувчинского остались лишь литературой, а великая музыка Прокофьева и Стравинского – великой музыкой, которая ни у кого ныне не ассоциируется с евразийством. Кстати, двое из пресловутой шестерки самой своей судьбой осуществили идею смычки Запада и Востока: Прокофьев, поездив по заграницам, в 1936 году вернулся в Россию (где перво-наперво наваял «Кантату о Ленине»); а Дукельский уехал в Америку, где под именем Вернон Дюк писал шлягеры к популярным мюзиклам. Союз политики и искусства в очередной раз не состоялся, и спасибо И.Вишневецкому за интересный рассказ об одной из забытых утопий минувшего столетия.
