И тогда они берутся за швабру

Полина Шаховская. Капризы странные судьбы┘ Новеллы о женских судьбах. – М: Изограф; Журналист, 2005, 448 с.

В советское время ни одна «судьбописная» книга не обходилась без обширнейшего апологетического очерка про верных подруг Маркса и Ленина. А в начале 1990-х скудный ручеек дамских жизнеописаний превратился в бурный поток, причем авторы и авторессы безбожно передирали друг у друга и стилистику, и фактографию, и канонический список героинь, и общую житийную схему: счастливое детство – бурная юность – череда огромных любовей – горькие разочарования – удары судьбы – благостная кончина.

Ничего подобного в книге Полины Шаховской нет. Те, о ком она повествует, оставили след в истории и человеческой памяти, но их имена навязнуть в зубах не успели, в хрестоматийно-затасканные примерчики не обратились. Олимпиада (мать Александра Македонского), Елена (мать императора Константина Великого), Феодора (супруга императора Юстиниана), Анастасия и Мария (две первые жены Ивана Грозного), императрица Анна Иоанновна, Шарлотта Корде, Авдотья Панаева, Мария Башкирцева, великая княгиня Елизавета Федоровна...

Ряд необычный, что и говорить. Рядом с царственными особами – политическая террористка XVIII столетия; трагически мало пожившая на свете художница; талантливая (это не шутка) супруга, любовница и сотрудница известных русских литераторов позапрошлого века. О некоторых героинях сведения изобильны (что, между прочим, далеко не всегда благо), о некоторых – крайне скудны. Эпохи и страны отличаются друг от друга до степени инопланетности.

Хотя в делании истории неоднократно принимали активное участие женщины, писали историю преимущественно мужчины. Вот почему маскулинный дух анналов и скрижалей начал в разнузданном ХХ веке сменяться духом феминистическим: взявшись за тряпки и швабры, женщины вознамерились навести порядок в истории, которую мужики основательно извратили и запакостили. Несмотря на некоторые перегибы, женщинам это в значительной мере удалось, а Полине Шаховской – в особенности. Она ни в малейшей степени не впала в грех модернизации прошлого, не попыталась оценивать и анализировать поведение и поступки людей далеких эпох по современным меркам и представлениям.

Как справедливо пишет автор, Олимпиада и Елена – античные дамы, матери царей, заботившиеся о сыновней карьере и прекрасно сознававшие, что в подобных азартных играх единственная ставка на кону – это жизнь. Оттого и далеки они от образа хлопотливой матери-наседки, потому и совершали недрогнувшей рукой деяния, при мысли о которых современный киллер побледнел бы и запросил прибавки за вредность.

Один из самых мифологизированных отечественных адюльтеров XIX века – тройственный постельно-творческий союз Николая Некрасова и Ивана и Авдотьи Панаевых – рассмотрен и взвешен с позиций здравого смысла. Образ «печальника горя народного» в прежние времена не мог быть оскорблен сведениями о жесткой деловой хватке Некрасова и его несомненных менеджерских способностях. О его природной склонности к неумеренной выпивке и картежной игре, о том, что во имя материального процветания революционнейшего «Современника» издатель прилагал к нему иллюстрированные новости о последних парижских модах. Не говоря уж про то, что литературные достоинства совместных творений Некрасова и Панаевой (романов «Мертвое озеро» и «Три страны света») впоследствии сильно преувеличивались: то была типичная коммерческая проза, рассчитанная на привлечение невзыскательной публики (подписка! подписка!) и на заполнение объема журнала взамен вычеркнутых цензурой текстов.

Нельзя не признать удавшимся портрет Шарлотты Корде. Эта 25-летняя незамужняя девушка попросту сделала то, на что не решались многие экзальтированные ораторы, – пошла и убила Жан-Поля Марата. Прикончить Марата было страстным желанием немалого числа французов, и этот человек такое желание оправдывал. Тяжко закомплексованный, чудовищно тщеславный, сочетавший аналитический ум с неконтролируемыми эмоциями, страдавший совершенно очевидной манией величия, готовый «смывать потоки слез потоками крови», Марат был если не патологической, то патологичной фигурой, одним из злых демонов Революции (других, не менее демонических, тоже хватало). Тот, кто убил бы его, стал бы святым для одного лагеря и злодеем для другого. Так и произошло с Шарлоттой Корде.

Как нет адъютанта без аксельбанта, так нет и записки без описки. Мелкие неточности в книге Полины Шаховской не снижают ее достоинств и могут быть легко устранены. Так, например, во фрагменте, повествующем о приезде Марата в 1765 г. в Лондон, в числе «еще живых» названы Сэмюэль Ричардсон и Дефо, в числе «недавно умерших» – Свифт, в числе здравствующих – Ричард Шеридан. Это не совсем верно. Свифт умер в 1745-м, Дефо – в 1731-м, Ричардсон – в 1761-м. А Шеридан хоть и жив и здоров, но в год приезда Марата он еще не блестящий комедиограф, а всего лишь 14-летний подросток┘