Хулио с бородою и без

Мигель Эрраес. Хулио Кортасар: Другая сторона вещей. - СПб.: Азбука-Классика, 2005, 352 с.

Перед нами биография Хулио Кортасара, автор которой - испанец Мигель Эрраес, профессор университета в Валенсии.

Биография - необходимое дополнение к сочинениям писателя, которые на русском языке наконец-то изданы многократно и многотиражно. Хотя, конечно, не целиком и не исчерпывающе. Приведенная в книге краткая библиография (так называемый авторитетный список) включает только оригинальные названия книг в авторской редакции. В ней 34 записи. А большинство советских и постсоветских изданий Кортасара - это сборники, варьирующие в содержании три-четыре десятка разновременно написанных текстов. Неудивительно: первая книга Кортасара по-русски вышла только в 1971 году и дважды потом переиздавалась без изменений и дополнений, в итоге породив устойчивый стереотип. Издатели натравили переводчиков и сами пустились наперегонки и вдогонку лишь после того, как автор в 1984-м ушел из жизни.

Если собрать и выстроить цепочкой объективные "паспортные данные" знаменитого аргентинца, из них уже сложится нечто вроде затейливого сюжета. Родился в Брюсселе в конце августа 1914 года, в самом начале Первой мировой войны. Аргентинец по юридическому гражданству имел в жилах сложный коктейль испанской, баскской, французской и немецкой кровей. Будучи одним из известнейших испаноязычных писателей ХХ века, до конца жизни говорил по-испански с легким французским акцентом, усвоенным в детстве от матери-полиглотки. Полжизни провел во Франции, куда уехал совершенно добровольно, не подвергаясь на родине никаким гонениям. Был ростом 193 сантиметра, чем выделялся в любой компании, особенно среди латиноамериканцев, людей, в общем, не рослых. Игнорировал футбол, что для аргентинца едва ли не дикость, зато знал толк в боксе. Питал пристрастие к джазу. Отличался слабым здоровьем, особенно страдал от астмы, при этом много курил (совершенно как Эрнесто Че Гевара, его младший современник и соотечественник).

Мигель Эрраес создал почти что биографическую хронику Кортасара, благоразумно уделив не слишком много внимания разбору и интерпретациям его творений. Библиографическая "кортасариана" приложена отдельным списком (по совпадению в нем, как и в авторитетном списке, тоже 34 записи). Надо сказать, что Кортасар очень ценил мистические совпадения и коллекционировал их - оценил бы и это.

Портрет писателя надо признать удавшимся. Биографу удалось проследить динамику (если это слово уместно по отношению к нешумному и скромному Кортасару) зарождения и развития дарования человека, с ранних лет питавшего склонность к художественному осмыслению мира. Творчество Кортасара никак нельзя подверстать под ставшее банальным определение "магический реализм", равно как нельзя даже под микроскопом увидеть в нем следы "континентальной экзотики" в духе Орасио Кироги. Кортасар ближе к Борхесу, чем к Марио Варгасу Льосе и Габриэлю Гарсиа Маркесу - и не только потому, что он тоже аргентинец и тоже "европоцентрист". Его романы заметно слабее небольших рассказов и притч - концентрированная афористичность ему явно была ближе, чем эпическая мировоззренческая системность.

Как известно, пробным камнем, на котором проверялись идейные и эстетические воззрения и рождались групповые пристрастия и расхождения латиноамериканских авторов ХХ века, стала кубинская революция - и Мигель Эрраес уделяет теме "Кортасар и Куба" немало внимания. Теперь мы знаем, что Кортасар не был глубоко политизированным человеком, что Аргентину он покинул осенью 1951 года по причинам скорее эмоциональным, чем политическим - с режимом Перона личных стычек у него не было. Но не был он и законченным "небожителем" - в частности, не скрывал благожелательного отношения к кубинским событиям (Варгас Льоса, Октавио Пас и Борхес были настроены резко враждебно), побывал на Кубе лично. Свидетельства такого отношения - письмо от 29 октября 1967 года, направленное в редакцию журнала "Дом Америк" ("Че умер, и мне осталась только тишина┘"), и стихотворный надгробный монолог "Че" ("Был брат у меня┘"). Но не мог он и игнорировать атмосферу разлада, внесенную в сообщество латиноамериканских интеллектуалов политическими играми вокруг режима Кастро. Как не мог не видеть, что режим Кастро после 1969 года перестал даже вспоминать о романтических намерениях "периода Сьерра-Маэстры".

Почти то же самое - симпатии, сменившиеся антипатией, - породила в душе Кортасара никарагуанская эпопея сандинистов: как латиноамериканец, он не мог не быть солидарен с режимом Ортеги в противостоянии политике США, но как интеллектуал и писатель не мог не скорбеть, видя, во что в очередной раз вырождаются благородные революционные лозунги. Можно сказать, что Кортасар явил собою воплощение известной горькой шутки: "Если вы не будете заниматься политикой, то политика займется вами".

Но, пожалуй, самое удивительное впечатление производят приложенные к книге "протеические" фотографии поистине многоликого Кортасара. Без преувеличения: будучи сам концентрированным художественным типом личности, "физический тип" по имени Хулио Кортасар сменил несколько внешних ипостасей. Фото 1941 года: молодой большеглазый человек с прилизанными набриолиненными волосами, этакий незапоминающийся красавчик-мачо. Фото 1958 года: типичный худощавый парижский студент, хотя Кортасару уже 44. Фото 1967 года: вельветовый пиджак, белая рубашка, повязанный с небрежным парижским шиком темный галстук, незажженная сигарета в углу рта, резкие чеканные черты лица и внимательно-пронзительный взгляд - бунтарь-интеллектуал из Латинского квартала и одновременно почти двойник Алена Делона. Фото 1979 года: заросший густой бородой, то ли располневший, то ли отечный, нездорово смуглый - вылитый бразильский плантатор-фазендейро. Фотография 1981 года: снова борода, длинные волосы, высокий открытый лоб и неожиданный рисунок тонкой прямой переносицы - мятежный вождь восставших арауканов. А на последней фотографии 1983 года он - добродушный, сильно пьющий русский мужичок из тех, что встречаются на московских окраинах┘ Так меняются только люди незаурядные.