Мы возвращались домой полями. Была самая середина лета. Воздух, нагретый полуденным солнцем, звенел. Разморило, и мы сбились с пути. Вдали виднелись покосившиеся избы. Двинулись мы к жилью в надежде найти поводыря. Первый, кого увидели, был мужичок среднего роста. С седой бороденкой и в очках.
- Откуда будешь, мил человек? - спросили мы.
- Из литераторов, вестимо. В селе Тусовка проживаем.
Участь писательская! В мечтах улетаешь в самые далекие эмпиреи, всем миром царствуешь, а на земле куда ни пойдешь - попадешь в ту же самую Тусовку. Но мужичок-то, похоже, из новых поселенцев - послушаем, что он поведает.
- Скажи-ка, братец, кто владеет этой самой Тусовкой?
- Главная усадьба - Знаменская. Хозяев зовут Сергей Иванович и Наталья Борисовна. Важнеющие господа! Хоро-ошие! Они сами решают, кого пропечатать, а кого и припечатать. Дворовые же люди там смирные и осторожные. Более всего боятся прогневать барина или барыню. От авторов тоже почтительность требуется. Непременно надо выразить благодарность, письменную. А грубиянов не жалуют. Кто посмеет усомниться в барской компетентности, того со двора, пожалуй, не погонют - дипломатия-с, политес! - а потихоньку из круга выведут.
Но, право, велика ли честь? Зачем в таком кругу вращаться?
- Да много ли душ у барина? - спросили мы, пытаясь остановить поток раболепия.
Мужичок запел прежнюю песню:
- Ой много! Барин Сергей Иванович насчитал пятьдесят тысяч. И все литераторы. Несколько лет с утра до вечера сидел, писал амбарную книгу. В одну не вместились, получилось две толстых, голубого цвета. Теперь по праву гордится и всем показывает.
Разве барское дело - работу коллежского регистратора исполнять? Но не у холопа же спрашивать, ведает ли его хозяин разницу между литератором и бумагомаракой.
Собеседник наш отвел взор в сторону, и сколько мы ни старались встретиться с ним глазами - не выходило. Он будто струхнул, что выболтал лишнее. Мы пришли ему на помощь и стали расспрашивать о завсегдатаях Тусовки. Воскресили угасавший разговор.
- Из соседей у нас особо жалуют одного обходительного господина, которого даже станционным смотрителем назначили. - Мужичок исполнился благодушия. - У того своя деревенька есть, правда, неважнецкая. Но он там поля тщательно засеял да душ то и дело прикупает. Всю ближайшую Обломовку на свое имя переписал Андрей...
- Штольц?
- Не знаю, какой такой Штольц... Может, и Штольц, а у нас зовется он Андрей Семенович.
- А на что души покупает?
- Да на эпитеты, сударь. Душа литераторская от доброго слова млеет. Брось ему один комплимент - и он твой с потрохами. А у смотрителя нашего их целый мешок: талантливый, даровитый, замечательный, чудесный, сильный, лучший, свежий, изящный, обаятельный... Всех уж не припомню. Недобрые люди говорят, что приобретенные души-то у него по большей части мертвые. А он им: да таких, мол, людей поискать надо! Когда же ему не про наших селян, а про городских авторов напомнят, он отвечает: пусть их городские и читают. Жила бы Тусовка родная - и нету других забот. Такой рыцарь, романтик!
Выходит - идиллия?
Но тут мужик честно раскрыл нам и драматическую сторону сельской жизни. Однажды, мол, скандал приключился. Вот какой.
Некий азиатский хан возжелал быть причисленным к сонму поэтов. Через посредников с уважением обратился к барину Сергею Ивановичу, с уважением и ответ даден был ему. Восток - дело тонкое. Так нашлись же злые люди, позавидовали и раззвонили везде, что никак нельзя водиться со столь бесчеловечным ханом. Он ведь подданных в песок закапывает и никакого инакомыслия в своем ханстве не терпит. (А кто ж этих инакомыслящих и у нас терпит-то!) Очень барина этим напугали. Понял он, что отмалчиваться опасно. Всего лишиться можно. И пошел в наступление. Что же это вы, говорит, такому важному боярину экзекуцию устраиваете! Либеральный террор! А самая верная девушка из дворни - та выскочила и завопила: "Изверги! От вашей хулы барин ведь и умереть может!" Но умер не он, а как раз один из обличителей. Одна┘ После барских угроз. Ну да про то все давно забыли.
А вообще скандалов не любят. Как-то пришел Сергею Ивановичу и Андрею Семеновичу вызов на дуэль из деревни Новиковка. (Мы переглянулись.) С условием сражаться на словах, открыто и гласно. Кто острее сказанет, тот и победил. Цель, дескать, не смертоубийство, а совместное приближение к истине...
- Вот куды загнули! - Мужичок почесал в затылке. - Но наши-то господа гораздо поумнее будут. Набрали в рот воды и ждут, когда все рассосется. Известное дело: молчание - золото. Смутьянов да бретеров удобнее замочить кулуарно. Не раз получалось.
- А честь как же? - вырвалось у нас обоих разом.
- Какая такая честь? Другие у них понятия. И все мы по этим понятиям живем. Иначе нельзя-с.
- Почему же, братец? Литераторское дело ведь гордое, свободное...
- Статус надобен. - Мужик хитровато ухмыльнулся, распрямил плечи, ощущая свою причастность к сферам.
Статус Тусовки... В чем его суть? Может быть, и нужен такой узкий, олигархический круг жрецов муз, наподобие Платоновой академии? Где нет непосвященных. Где все понимают друг друга с полуслова. Обмениваются идеями, обсуждают прочитанное...
Мужичок как будто подслушал невысказанные мысли:
- Одна беда у нас: не любят читать. На ассамблеях Сергей Иванович так и говорят: здравствуйте, дорогие гости, но не читатели наши. Они взоры потупят, тусовочный журнал наш в руки возьмут, а все равно его не откроют.
Бедный, бедный Сергей Иванович! Тяжело терпеть такое пренебрежение... Да, видать, его горю не поможешь. Писателя в Тусовку еще можно заманить, а вот читателя - никак.
Вернулись мы в свою Новиковку, сели за дубовый стол, заточили перья и - в путь. Свой. Куда он приведет - неведомо, но уж точно не скучно будет.