Ольга Балла Геннадий Вдовин. Персона - Индивидуальность - Личность: Опыт самопознания в искусстве русского портрета XVIII века. - М.: Прогресс-Традиция, 2005, 248 с.
Автор, директор музея-усадьбы "Останкино", искусствовед, один из самых искушенных сегодня знатоков русского XVIII века, совершенно прав: никакое это не искусствоведение. Русский портрет этого века для него - лишь повод выговорить основную мысль: личность в русской культуре, как и в любой другой, существовала далеко не всегда. В России она стала складываться только в ХVIII веке.
"Персона", "индивидуальность" и "личность" - три стадии созревания, обретения самостоятельности, которое прошло русское "Я". Книга - о том, как в русской портретной живописи отразился каждый из этапов и в чем каждый из них состоял. Сам Вдовин называет область своих изысканий "психоисторией" или "визуальной антропологией".
Для изучения истории души портретная живопись пригодна, по Вдовину, гораздо больше прочих областей культуры. В этом ей уступает даже литература, не говоря уже о философии. В художественных текстах ХVIII века "человек очень еще абстрактен, схематичен, придуман", философия и вовсе не разработана как следует. И лишь живописному образу дано уловить то, чего не чувствуют еще ни мысль, ни незрелое слово, и отразить "облик героя столетия". Искусствоведу поневоле приходится стать чуть ли не первопроходцем в изучении человека ХVIII столетия. Опытов исследования "Я" в российской культуре этого времени почти нет, ибо у историков литературы и философии нет для этого достаточно зрелого, насыщенного материала.
ХVIII веку в русской истории Вдовин придает исключительное значение. Первый век интенсивной европеизации принял на себя в нашем отечестве "функции эпохи Возрождения". Более того, стал веком "явления в России человека как такового, собственно человека". Живопись зафиксировала происходивший тогда процесс "вочеловечения" русской культуры: "отделения нововременного "Я" от средневекового "мы". Пока этого не произошло - говорить о человеке в его полном смысле, по Вдовину, нет оснований. В этом - "нерв всякого национального Возрождения, когда бы и где бы оно ни состоялось".
Последовательность Средневековье - Возрождение - Новое время - вовсе не особенность западноевропейской истории, а универсальные этапы развития "всякой национальной традиции". Это для Вдовина настолько очевидно, что ни специальных рассуждений, ни доказательств он этому не посвящает. Универсальны и характеристики этих этапов, когда бы и где бы они ни случились, сколько бы времени ни длились. Средневековье - эпоха господства нормы, родового "мы", коллективных отношений с Богом. Затем следует, выводя культуру из средневековой тьмы, "конфессиональная реформация". В русской культуре ее роль на себя принял раскол - впервые поставив человека перед личным выбором "между средневековым "Бог и мы" и нововременным "Бог и Я". И началось Новое время - "мучительная" эпоха личного самосознания. "Эра психозоя".
Правда, при этом куда-то пропадает исток процесса, задающий, по идее, смысл всей классификации - античность. Ведь это между ней и Новым временем расположилось в Европе "среднее" время - Средневековье, ее надеялось возродить Возрождение. Но о русской "античности" - за неимением, вероятно, таковой - ни слова. Да и о греческой немного. Все русское Возрождение явно возрождало что-то другое (особенно если учесть, что никакой личности с ее неисчерпаемым внутренним миром в Древней Греции, если следовать вдовинской схеме, не было). Только вот что?
Против такой периодизации отечественной истории есть что возразить. Можно спорить и с тем, что личность в ее варианте, характерном для западноевропейского Нового времени, и есть "человек как таковой, собственно человек". Вся остальная история человечества, надо полагать, - просторы безлюдья?
Но как бы ни относиться к предложенной периодизации исторического процесса, она хороша уже тем, что удерживает на себе и приводит в обозримый порядок изрядное количество материала. А материал Вдовин привлекает очень разнородный: литературу, архитектуру, историю языка и способов познания мира... История русского "Я" перерастает в историю русских смыслов "осьмого на десять" столетия.
