Андрей Кротков Фредерик Гриффитс, Стэнли Рабинович. Третий Рим: Классический эпос и русский роман (от Гоголя до Пастернака). - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005, 336 с.
Главные впечатления по прочтении этой книги - умственное головокружение, полная невозможность понять, что, собственно, хотели ею сказать авторы, на кой им потребовалось все это сочинять и как подобный набор суждений мог взбрести в их головы. Даже если сделать скидку на то, что книга, имеющая облик монографии, в реальности скомпонована из статей и очерков, публиковавшихся с 1980 по 1994 год, а потому изначально не может быть цельной, - то и тогда ясности не прибавляется. И совсем уж полуистерическое хихиканье одолевает, когда видишь, что методология западной провинциально-университетской славистики, развивавшейся вроде бы в условиях полной интеллектуальной свободы, в результатах недалеко ушла от советского "марксистско-ленинского" литературоведения.
Пресловутый "Третий Рим", с истлевшей хоругвью которого без устали носятся российские квасные патриоты и самые обыкновенные идиоты, - настоящее недоразумение возрастом ровно в полтысячи лет. Послание монастырского старца Филофея, адресованное великому князю Василию III, и вспоминают-то только за то, что в нем содержалась эта крайне удачная и живучая идеолого-пропагандистская формулировка. А про то, что концепция "Третьего Рима" никогда не лежала в основе русской внешней и внутренней политики, что обсуждалась весьма недолго и только в узком кругу образованных людей (у которых в те времена хватило ума понять шапкозакидательский абсурд этой запоздалой крестоносной спеси), что простой народ не имел ни малейшего понятия ни о "Третьем Риме", ни о двух предыдущих и никогда не стоял на коленях перед царевым крыльцом со слезной просьбой немедленно двинуть войска на Константинополь, - про то радетели государственного величия предпочитают помалкивать. Зато эту пыльную словесную побрякушку с восторгом и удовольствием подхватили западные слависты, принявшие ее за неразменный рубль, волшебную палочку, молодильное яблочко и универсальный ключ к разгадке таинственной славянской души.
Постраничный разбор книги Гриффитса и Рабиновича заведет в цитатные дебри. Разумнее ограничиться общим планом, выписав лишь несколько перлов.
"┘в России после 1812 года светские люди, празднуя изгнание учителей-иностранцев, тут же это изгнание компрометировали, продолжая в своем кругу обсуждать по-французски собственные все возраставшие наполеоновские притязания". Мы-то, наивные, полагали всю эмигрантскую шушеру, обалтывавшуюся в России после 1789 года, не более чем нашедшими временный приют беженцами, но уж никак не учителями. А "наполеоновские притязания" оставим на совести Гриффитса и Рабиновича - совершенно неясно, что они имеют в виду, то ли желание России на плечах отступающего Наполеона ворваться в Европу и покорить ее (тут потягивает старой фальшивкой, так называемым завещанием Петра Великого), то ли обскакать Европу в литературном отношении (это еще куда ни шло).
"┘для всякого русского город Августа и Св. Петра тем более давно уже был символом и национальной исключительности, и национальной обособленности - то было сердце Европы, которое заставляло русских ощущать себя провинциалами, но которым они словно бы владели, потому что Москва сознавалась ими как Третий Рим". Ей-богу, трудно было увидеть в раздерганной на клочки иноземцами Италии начала XIX века "символ национальной исключительности", и даже самому лихому из коронованных авантюристов того времени не мечталось воссесть на престол Святого Петра.
"┘ассоциация эпоса с авторитарной властью большинством читателей под сомнение обычно не ставится┘" Извольте видеть редкое зрелище - решение литературоведческой проблемы голосованием большинства. Чем не известное "Я Пастернака не читал, но скажу┘"?
Проявим терпимость и отдадим авторам должное. Они обнаруживают отличное знание "Илиады", "Одиссеи", "Энеиды", "Метаморфоз" и "Божественной комедии". Столь же отлично они знают и дотошно приводят все речевые и текстовые апелляции русских классиков к античным авторам и эпическим произведениям. И, опершись на эту солидную базу, предаются занятию, которое вполне доступно филологу-первокурснику, - простоватой компаративистике. То есть находят и раздувают очевидные и изобретают натянуто-искусственные параллели и связи между античным эпосом и русскими романами XIX и XX веков. Объекты исследования - "Мертвые души", "Война и мир", "Братья Карамазовы" и "Доктор Живаго".
В этом занятии нет ничего предосудительного. Забавно лишь сходство с практикой "марксистских" литературоведов. Те неутомимо искали (и находили) в любом тексте признаки классовой борьбы, непременные обличения и протесты, привязывали творчество любого писателя к "трем этапам русского освободительного движения", а в более позднюю перстроечную эпоху выводили нечто вроде нового родословия Христа: от Пушкина отпочковались декабристы, которые разбудили Герцена, а от Герцена по прямой линии произошли Солженицын и академик Сахаров┘ У Гриффитса и Рабиновича эта незамысловатая максима прикрыта флером классической филологии, но звучит не менее ударно: вся русская литература вышла из гоголевской шинели, а гоголевская шинель, в свою очередь, перешита из гомеровского хитона.
То, что европейская цивилизация основалась на античном фундаменте, - факт неоспоримый. Как и то, что корни европейской литературы уходят в античную литературную почву. Неясно другое: зачем Гриффитсу и Рабиновичу понадобилось такими школярскими способами доказывать очевидную истину, а именно - внимание русских литераторов к первоисточнику повествовательной традиции, в русле которой они работали? Похоже, затем, что Гриффитса и Рабиновича все еще мучает вопрос: откуда у этих русских варваров, не знавших античности, Ренессанса и Просвещения, взялась такая литература? Видимо, сперли и присвоили.
А поскольку "ассоциация эпоса с авторитарной властью большинством читателей под сомнение обычно не ставится", вывод напрашивается сам собой: не пей, братец, из эпического копытца - авторитарным козленочком станешь.
Убийца русского эпоса известен - это Сталин. С особой жестокостью он убил "хороший" эпос и учредил эпос "плохой" - соцреализм. Если верить Гриффитсу-Рабиновичу, у него были подельники - Михаил Бахтин, Борис Пастернак и Надежда Мандельштам, жертвы и проводники внушенного сталинским режимом "отрицательного вдохновения". Филолог-философ, поэт и вдова поэта соединенными усилиями окончательно ниспровергли веру в правомочность и творческую плодотворность эпической традиции┘
Я не утрирую. Всего лишь спрямляю туманно-витиеватые построения последней, самой невразумительной части книги - очерка "Сталин и смерть эпоса". И склоняю голову. Теперь что ни открою, хоть чеховскую "Каштанку", - везде мне будут мерещиться гомеровские мотивы, Агамемноны, Гекторы, Патроклы, Энеи и Эвриалы.
Два Рима пали. Третий Рим тоже был и пал - только назывался он Третьим рейхом. Четвертого уж точно не будет. А книга Гриффитса и Рабиновича не про русскую литературу, но про какую-то другую, существующую в их воображении. Гомер им судья.
Дарья Гармоненко