Ольга Балла Ален Блюм. Родиться, жить и умереть в СССР. 1917-1991. - М.: Новое издательство, 2004, 172 с. - (Новая история).
Семья, дом и узы родства в истории. - СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2004, 285 с. - (Современные направления в исторической науке: серия переводов).
Обе книги представляют взгляды западноевропейских ученых на семью, родство, человеческие, в частности межпоколенческие, связи и отношения всего этого с историческими процессами.
Работа французского демографа Алена Блюма, директора Центра исследований российского, советского и постсоветского региона (EHESS, Париж), тем интереснее, что это - взгляд извне на нас самих. Претерпевшая на языке оригинала аж два издания (первое -11 лет назад), книга эта по сию пору не утратила ни актуальности, ни спорности.
Анализируя рождаемость и смертность, сексуальность и аборты, брак и семью на советском пространстве, Блюм приходит к неожиданным выводам. На социальную жизнь населения СССР, утверждает он, не смогли оказать заметного долгосрочного влияния никакие политические события - даже великие катастрофы первой половины века: войны, революции, голод 1930-х, не говоря уже о сознательных действиях власти, пытавшейся регулировать рождаемость. Демографическое развитие страны шло, несмотря на все старания власти, не так, как планировалось, а в соответствии с естественными общемировыми процессами. Свою точку зрения Блюм обосновывает цифрами и графиками.
Унификационная политика за семь с лишним десятилетий так и не преодолела регионального разнообразия Союза, унаследованного от Российской империи. Развитие западных областей независимо от обстоятельств обнаруживало общие черты с Европой, а восточных - с Азией в гораздо большей степени, чем друг с другом и с центральными областями страны.
Власть, стремившаяся утвердить свою легитимность на науке и статистике, в то же время, считает Блюм, в социальных процессах подчиненного ей общества ничего по большому счету не понимала. Она подменяла его собственными умозрительными конструкциями, оставаясь редкостно равнодушной к такой, казалось бы, неустранимой вещи, как объективные данные. Политика вообще - любая политика, - полагает демограф, не так уж властна над глубокими закономерностями человеческой природы.
Сборник "Семья, дом и узы родства в истории" смотрит на человеческие обстоятельства и связи, казалось бы, прямо с противоположной стороны. Если Ален Блюм рассматривает их извне и с большого расстояния, то авторы этой книги - историки из Германии, Австрии, США и России - предлагают вид изнутри. Новейшие исследования по истории семьи, родства и домохозяйства выполнены здесь на конкретнейшем материале: не только отдельных регионов и стран, но и отдельного города (Берна), и даже одной-единственной деревни: Ардли в Англии, Неккархаузена в Германии (на изучение которой Д.Э. Сэбиан, один из влиятельнейших микроисториков мира, потратил, между прочим, тридцать лет своей жизни). На основании метрических записей, переписей населения, судебных протоколов, личных писем и дневников реконструируются способы, которыми семья воспроизводит себя в истории: особенности наследования, дружеские, родственные и сексуальные связи. Идеалы супружеских взаимоотношений, родственных обязательств - и то, как чувствовали и вели себя в свете их требований живые люди со своими особенностями, странностями и пристрастиями. Реальное поведение, если верить исследователям, всегда отличалось от правил и норм, образуя собственный, достаточно независимый мир.
Удивительным образом получается, что речь здесь о том же самом, что и у Блюма: об упорстве человеческого естества, прорастающего сквозь любые юридические, политические, культурные условности. Хрупкие, вроде бы случайные человеческие связи - семейные ли, дружеские ли - встраивая, вращивая нас в историю, от нее же и защищают. Они создают нам независимость от истории из материала самой истории - подручного, какой найдется. Помогают жить уже одним тем, что существует.
