Национализм из рефрижератора

Алексей Миллер. Национализм и империя. - М.: ОГИ, 2005, 128 с.

Почему нас так ненавидят ближайшие соседи? Почему запрещают суржик? Что произошло и происходит с русским национальным проектом? На эти вопросы пытается ответить профессор Центрально европейского университета в Будапеште, историк-славист Алексей Миллер в своей книге - стенограмме лекции, прочитанной 31 марта 2005 года в литературном кафе Bilingua.

Для Миллера нации - это "воображаемые сообщества". В основе национального строительства лежит проект. Любой продуманный проект становится легитимным, если удается его реализовать. А то, что потом преподносится как национальная история, это согласие в общем заблуждении┘ Вот и вся теория нациогенеза в элементарном изложении...

В Европе строительство колониальных империй шло рука об руку со строительством европейских наций. Одно способствовало другому. Причем англичане, например, отнюдь не собирались делать индусов англичанами. У них даже в мыслях не было англификации. Они отзывали вышедших на пенсию офицеров из Индии, чтобы индусы не видели старого, больного, дряхлого англичанина. Колонизатор должен был быть полубогом, чтобы горстка английских офицеров могла превратить сипайскую массу в грозную силу. В полном соответствии с формулой английской вежливости британская колониальная политика строилась по принципу "Keep your distance"!

В Российской империи также никакой русификации не проводилось. Но здесь имперский проект всячески перебивал национальный. Все усилия направлялись на затушевывание, замалчивание, игнорирование национальных различий между метрополией и окраинами. Если бы в Российской империи малороссийских крестьян выучили читать по-русски, они бы не считали себя украинцами. Обучение грамоте могло стать инструментом национальной индоктринации. Когда в 20-е годы началась ликвидация безграмотности, малороссов уже учили читать по-украински. Это было смертельным приговором русскому ассимиляторскому проекту. Отсюда вывод Алексея Миллера о том, что история соперничества "общерусского" и украинского проектов национального строительства - это не столько путь успеха украинского национального движения, сколько цепь неудач русских ассимиляторских усилий (по ироническому замечанию автора, вся история России может быть рассказана как история плохого управления и его последствий).

Совсем по-другому шло строительство национального проекта во Франции. Из очень разных людей, населявших то, что мы сегодня называем Францией, 40% даже во второй половине XIX века не говорили по-французски. Но во Франции преподавать патуа, то есть нефранцузские наречия, разрешили только в 1951 году┘ и то факультативно.

Национализм как идеология никогда не доминировал в сознании российской интеллигенции. Серьезным конкурентом ему были социалистические проекты, сознательно игнорировавшие национальное. Криогенный эксперимент Победоносцева по замораживанию России и прививка "разумного эгоизма" интеллигенции Чернышевским, по Миллеру, одинаково способствовали краху русского национального проекта. Могла ли идти речь об удержании провинций-лимитрофов, если первое издание Священного Писания на русском языке появилось годом позже, чем перевод на русский язык "Капитала"?

Большевистская революция, принявшая сторону антирусского меньшинства на местах, доконала русофильскую интеллигенцию. Уничтожив русофильскую прослойку, большевики открыли шлюз для долго сдерживаемой националистической накипи, заложив тем самым мину под фундамент собственного государства.

Сегодня мы задаемся вопросом: откуда эта раскаленная галицийская злоба, однообразный украинский этнонационалистический рэп, превратившийся на Украине в гражданскую религию? Может быть, это результат занятия Галиции советскими войсками в 1939 году или короткой оккупации ее русской армией в 1914-м? Если так, почему вся теперешняя русофобия галичан - простое повторение того, что они писали еще в XIX веке и до Первой мировой войны, когда никакой русской власти в глаза не видели?

Яростная брань по адресу России насчитывает добрую сотню лет своего существования. Она, безусловно, не местного происхождения. Перед нами любопытный случай пересадки идеологии с одной национальной почвы на другую.

Но история учит, что ничему не учит, - так бы мог закончить Миллер┘