Окружность - нигде, центр - повсюду

Пьер Шоню. Цивилизация классической Европы. - Екатеринбург: У-Фактория, 2005, 608 с.

Читать эту книгу трудно. Автор, чудовищный эрудит, предполагает в читателе собеседника, не лезущего ежеминутно в словарь за уточнением имен и терминов. Зато вознаграждение приходит очень скоро. Ибо стремительный полет авторской мысли над европейскими просторами становится читателю привычным, а в возникающей панораме видится не хаос дат, событий и конфликтов, но системность и структурированность общеевропейского цивилизационного развития во времени и в пространстве.

Пьер Шоню (р. 1923), французский историк школы "анналов", выстроил доказательную концепцию "кочующих центров". Хронологический охват книги невелик: 1620-1760-е годы. Этот полуторавековой период выбран не случайно и подвергнут скрупулезному анализу.

Картина складывается такая. Политическая и экономическая гегемония держав в Европе имеет свою очередность. Позднее средневековье, протащившее континент через чреду экспансионистских и религиозных войн, завершилось утверждением на западе Европы абсолютных централизованных монархий - прежде всего испанской и французской. Господство Испании, растолстевшей за счет немереных богатств, качаемых из американских колоний, выдыхается к началу XVII столетия. В игру вступают Франция (тогдашний европейский гегемон), стремительно подтягивается Англия (развивающая иную, нежели Испания, модель эксплуатации колоний и отходящая от абсолютизма). На востоке континента медленно поднимается Россия, прежде почти выпавшая из европейской политики и экономики и только что пережившая разрушительную гражданскую войну (смутное время). Отступает на задний план османская угроза Европе: турки едва не захватывают Вену, но после разгрома откатываются и слабеют, а с востока турецкую мощь начинает заметно поджимать фанатичная шиитская Персия.

Европу еще ожидает сильное потрясение - Тридцатилетняя война 1618-1648 годов. Однако эта последняя экспансионистская потасовка уже не сможет кардинально изменить расклад сил на континенте. Эпоха феодальной, растащенной по замкам и подворьям, расписанной по привилегиям и рыцарским статутам Европы завершается формированием единого цивилизационного пространства с "кочующими центрами" - пространства, которое сильно разделено многоязычием и разноверием, но еще сильнее скреплено единой экономической платформой, т.е. приоритетом частной собственности и растущим мануфактурным производством. Европа переходит от натурального прямого обмена и эквивалентно-бартерной внутренней торговли к денежно-финансовым схемам, к формированию товарооборота и долгосрочных экспортно-импортных взаимодействий. Товарный обмен с азиатским Востоком, прежде неэквивалентный (за восточные товары приходилось платить золотом), также начинает обретать денежно-финансовый характер.

Существеннейший момент эпохи - появление общеевропейского стиля. Стилевое единство начинает отчетливо проявляться в самых разных областях - в планировке городских центров, в архитектуре населенных мест, в формировании облика европейца через носимое им повседневное платье, в сфере духовной культуры (философия, наука, литература, театр, живопись), в появлении устойчивых межгосударственных контактов, в установлении общеконтинентальных норм и ритуалов. Вместо битвы укладов в Европе устанавливается диалог культур. Вовлеченность в этот диалог, а вовсе не специфика внутреннего устройства европейских национальных государств и ее соответствие некоему стандарту - этот фактор, по Шоню, и определяет степень "европейскости", поскольку европейский стиль не есть стандарт, но всего лишь достаточно широкий континуум вариаций. Именно диалогом культур как главной тенденцией цивилизационного развития и объясняется стремительный отрыв Европы в XVII-XVIII веках от прежде опережавшего ее Востока. Отрыв, перешедший в лидерство и создавший почву для более поздней колониальной экспансии.

Интересен и взгляд Шоню на роль России в тогдашнем европейском цивилизационном процессе. Он совершенно не совпадает с привычными для "патриотов" заунывными утверждениями изначальной "русской особости". Согласно концепции Шоню, Россия на протяжении примерно трех столетий играла роль восточного фронтира, подвижной границы европейской цивилизации, а также политического заповедника, в котором консервировались преодоленные Европой архаичные политические и экономические институты. Россия была для Запада своего рода складом отработанных моделей. Глядя на них из безопасного далека, Европа понимала, как жить не надо и по какому пути идти не стоит.

Когда на рубеже XVII-XVIII столетий европейская металлургическая промышленность зашла в ресурсный тупик ввиду исчерпания лесных запасов (плавка стали шла на древесном угле), российские железоделательные заводы Урала с их архаичной технологией спасли континент от "железного голода" - и спасали его довольно долго, пока в Англии не была разработана технология доменного производства на коксующемся угле. Так Россия подключалась к общеевропейским процессам через доступные ей каналы взаимодействия.

Варвары, поставляющие цивилизованным соседям высококачественный стратегический товар (не сырье, заметим!), - это все-таки на несколько порядков выше, чем демарш Левши, подковавшего английскую блоху. Подкованная блоха, как мы помним, танцевать не могла.

Центральная идея труда Шоню: "Окружность - нигде, центр - повсюду" - отнюдь не парадокс. Это суждение, позволяющее иными глазами взглянуть на задискутированные до полной неразличимости проблемы европейского дома, крыша которого простирается и над нашими головами. Если бы это было не так, то мы сейчас ходили бы в чалмах и шароварах.