Андрей Мартынов Образ врага/ ред. Л.Гудков. - М.: ОГИ, 2005, 334 с.
Сборник основан на материалах круглого стола, проведенного издательством ОГИ и интернет-каналом Полит.ру осенью 2002 года с участием российских, американских и германских исследователей. Представленные статьи анализируют генезис и эволюцию образа врага в отечественном сознании. Авторы рассматривают, как на протяжении всей многовековой российской истории возникали и сменяли друг друга различные стереотипы - от "неразумных хазар" и масонов (В.Ширельман, Д.Смит) до немцев и чеченцев (А.Назаров, К.Вашик, А.Левинсон, Г.Зверева).
Отдельно представлены сюжеты, связанные с проекциями уже сформировавшихся фобий на новые объекты агрессии. Так, в частности, Йоханан Петровский-Штерн убедительно показывает, как в антинаполеоновской риторике начала XIX века прослеживается семантика "еврейского заговора", позже оформившегося в виде "Протоколов сионских мудрецов". Наполеон объявлялся "иудейским лжемессией", возглавлявшим "синагогу сатаны". Абсурдность идеи "наполеоновско-иудейского заговора" против "святой Руси" была в значительной степени нейтрализована еще во время кампании 1812 года корректным отношением французской армии к православной церкви, а также помощью русским войскам со стороны еврейской диаспоры.
Другой интересной проекцией является внутрироссийская жилищная проблема. По мнению Ильи Утехина, коммунальная повседневность моделирует образ врага вне какой-либо национальной или социальной заданности, а идея государственного величия заменяется желанием улучшить свои бытовые условия.
В советский период любые мифологемы, выходящие за рамки бытовой проблематики, ставились под жесткий государственный контроль. Хорошо спланированная пропагандистская работа в годы Второй мировой войны оперативно исключила из общественного сознания миф о внутренних противниках ("врагах народа"), который был необходим для консолидации в мирное время. Одновременно тоталитарная пропаганда заменила идеалистический интернациональный миф о "хороших" немецких солдатах, "обманутых" фашистским капиталом, на националистический миф, в котором русскому характеру противопоставляется "хитрый, ненасытный, беспощадный" враг.
В точном соответствии с философией мифа, описанной еще Роланом Бартом ("миф ничего не скрывает, его функция не скрадывать, а деформировать"), мнимый или реальный противник облекался пороками, зачастую ему не только не присущими, но и чуждыми. Об этом - в статье Михаила Добилова, где приведены документы, в которых русские полонофобы обвиняли своих политических противников в "азиатской спеси" и "диких наездах".
Подобные мифы обусловлены стремлением обвинить в собственных пороках и недостатках своих противников. Тот же Барт пишет: "Миф - это похищенное и возвращенное слово┘ Просто при возвращении его поставили не совсем на свое место". Впрочем, помимо структуралистского объяснения функционирования мифологемы "образа врага" можно предложить и психиатрическое - параноидальное перенесение собственных пороков и фобий на объект потенциальной или реальной агрессии.
Дарья Гармоненко