Литературка и литераторы

Геннадий Красухин. Стежки дорожки: Литературные нравы недалекого прошлого. - М.: Языки славянской культуры, 2005, 264 с.

На одной из страниц своей книжки Геннадий Красухин полемизирует с Сергеем Чуприниным, полагающим, что каждый критик имеет право на самовыражение. "Однако в этом случае получается, что критик ради приятного дела - раскрыть глубины собственного духа - использует чужой текст для этого самого дела. А мне кажется, что важнее всего в критической статье раскрыть внутренний мир писателя, поняв при этом, что заставило его взяться за перо". Кивок и в сторону рецензента собственного текста - смотри мне, не самовыражайся. Попробую, если получится.

Что заставило Красухина взяться за перо? Возможно, обычное человеческое свойство копить архивы и иногда отвлекаться на собственные записи. Хотя бы на строчки в записных книжках, ограниченные именами, фамилиями и номерами телефонов. В доэлектронную, домобильниковую эру и вправду писали и писали в эти малоформатные томики с расположенными по алфавиту страницами. И у некоторых эти томики и впрямь получались конспектами или проектами мемуаров, если фамилии рядом с номерами заслуживали всеобщего внимания. А еще существовали и существуют трудовые книжки - тоже иногда есть, что вспомнить. Наверное, эти простые документы не могли не навеять Красухину, если он тридцать лет проработал в "Литературной газете".

В 60-е - 90-е годы, описанные в книге, "Литературка" безусловно была более, чем газетой. В сравнении с какой угодно другой. Если мало-мальски образованный человек на пленере брался разделывать воблу под пивко или колбаску под водочку, то содержимое подстеленной для этого газетки вряд ли могло заинтересовать мало-мальски образованного. А вот в толстом еженедельнике Союза писателей всегда имелось что почитать. Хотя бы на последней полосе в "Клубе 12 стульев". В "Литературке" появлялись настоящие дискуссии и даже почти настоящие скандалы. А в годы перестройки "Литературная газета" сделалась столь же популярным рупором гласности, как и "Московские новости" с "Огоньком".

Непонятно только, почему Красухин назвал свои мемуары "Стежки-дорожки". Слышится что-то поэтическое, колхозное, посконное. А все остальное понятно. И весьма интересно. Особенно то, что автор лишь незначительно углубляется в суть некоторых литературных споров, проблем, достижений того времени. Но больше всего в книге действительно нравов литераторов и литературной редакции.

Пленяет свободный стиль и откровенность Красухина, старающегося быть зависимым только от своих личных симпатий и антипатий. Скажем, многолетнего главного редактора "Литературки" Александра Чаковского, эталонного создателя так называемой "секретарской литературы", он оценивает невысоко как писателя. Да и, между прочим, сам себя Чаковский тоже невысоко оценивал. Но высоко оценивает человеческие качества начальника, что немаловажно для члена ЦК КПСС. Например, на свой юбилей он снял ресторан, куда пригласил даже вахтеров и уборщиц.

Важным показателем литературных нравов является отношение к пьянству. И об этом подробно рассказывается, потому что это правда. Пили в застойные годы многие и много. Особенно в 70-е, когда по непонятным причинам штат "Литературной газеты" значительно расширился. И если раньше определенный объем работы делал один человек, то теперь ее приходилось делить на четверых. При сохранении прежней зарплаты и по-коммунистически стабильных цен на водку. Что еще делать русскому литератору и редактору, как не пить?

Еще Красухин касается одного давно деликатного вопроса - почему такую значительную часть русских литераторов и редакторов составляют евреи? И, разумеется, не дает ответа, кроме подразумевающегося автоматически: потому что. Кстати говоря, "Литературка", по мнению автора книги, с началом относительно массовой эмиграции интеллигенции в Израиль и другие приятные территории стала первым учреждением, где к этому привыкли.

Достойная получилась книга у Геннадия Григорьевича Красухина. Есть на что ориентироваться тому, кто решит написать о литературных нравах, царящих сейчас.