Серьезность Чехова видна по метастазам его в России. Именно так - не в литературе и даже не в культуре, а вообще, целиком. И дело тут не только в гайках, которые мы все еще трогательно сворачиваем с рельсов, и не в том, что кофе потом пьем по утрам безо всякого удовольствия.
Все от Чехова.
И культура кухонь, где люди, от которых толком ничего не зависело, спорили до смертельной вражды о том, что от них категорически не зависело. А потом вдруг оказалось, что не просто зависело, а на них и стояло, как земля на китах и слонах.
И театр в диапазоне от прозрачного реализма до абсурда и мелькнувшего в "Чайке" модернизма. Есть какая-то великая правда в том, что на занавесе чайка - а за ним, когда он откроется, может быть что угодно.
И советское кино, которое расцвело в семидесятые, когда пафос разрушения и созидания пошел на убыль.
И чеховские интонации у Володина и Вампилова, может быть, крупнейших наших драматургов ХХ века.
А ведь еще были Трифонов, Довлатов, Окуджава┘
Юрий Трифонов вслед за Чеховым упразднил тему маленького человека, показав, что сама терминология возникает из-за ошибки фокусировки. Вылизанный нашими гениями позапрошлого столетия маленький человек окончательно скончался в "Смерти чиновника", лишенный покаяния и авторского сочувствия. Дальше - начиная с Чехова - появились люди нормального роста.
Любопытно сопоставлять писателей по родству упреков. Трифонова вслед за Чеховым критики упрекали в мелкотемье. Маканина, как и Чехова, упрекали в том, что он прохладно относится к собственным персонажам. (Вот бездушный автор, нам так жалко его героев, а ему хоть бы хны.) Довлатову вменяли в вину размытость нравственной позиции и незнание, как жить.
Сперва промаячили великаны (Толстой и Достоевский), объяснили, как надо. В соседнем кабинете Салтыков-Щедрин в крутеньком спецкурсе объяснил, как не надо. А потом на кафедру вышел высокий человек с бородкой и в пенсне и откровенно сказал, что не знает, как жить.
Вопрос стоит так: деловая активность или честная оторопь перед жизнью? Или так - только неуверенность в своей правоте делает человека человеком. Потому что иначе он каменеет.
Говоря о Чехове, мы говорим о России и о жизни вообще.
Блудный сын, вечный студент, уверовав в социальную иллюзию, сменил пенсне на наган, совершил массу некрасивых и бессмысленных поступков - и вот вернулся на веранду, неловко держит блюдце с чаем в искалеченных пальцах. Ты дуй, чтобы не обжечься.
Он дует.
"Жизнь на русской земле не скоро станет прекрасна. Но завтрашние русские люди будут знать твердо, что приблизить "доброе новое время" зависит от них самих, что его надо не ждать, а торопить, не призывать, а создавать, не приколдовывать, а делать. Так бывает всегда в творческие эпохи.
Лирика Чехова этим людям станет в лучшем случае чужда, в худшем - досадна, враждебна. Из кого бы ни состояла будущая Россия - из чеховских героев она состоять не будет. В жизни они явятся разве только больными исключениями, в литературе их разлюбят, потому что перестанут понимать. В прекрасном писателе Чехове будут вычитывать не их, а нечто совсем иное".
Ходасевич, статья, посвященная 25-летию смерти Чехова.
Прошло еще 75 лет. Даже 76. Кто торопил и создавал время, давно обратился в прах, а затем и в карикатуру.
Гениальная музыка Свиридова провожает их в небытие.