Антиинтеллигент

Четырежды Чехов: Сборник / Сост. Игорь Клех. - М.: Emergency Exit, 2004, 184 с.

Чехов - единственный русский классик, при упоминании имени которого начинают благодарно улыбаться и кивать все без исключения читатели и собратья по ремеслу.

Школьники любят Чехова за то, что рассказы у него коротенькие, а "идейное содержание" и "типичные представители" не вызывают затруднений при анализе и разборе. Литературоведы за то, что он не писал толстых романов, не обличал, не срывал все и всяческие маски, не звал Русь к топору и не спрашивал, куда она несется. Обыватели любят Чехова, потому что не прочли ни единой его строчки. Интеллигенты любят Чехова за то, что он был очень правильный - трудолюбивый, образованный (медфак окончил), женатый по любви, талантливый. Вообще, когда хотят сказать Чехову окончательный, не в бровь, а в глаз, комплимент, то обычно преподносят следующее: Антон Палыч был настоящий русский интеллигент.

По-моему, нельзя сильнее оскорбить память Чехова, чем уподобить А.П. такому гнусному, убогому и бездарному существу, как русский интеллигент.

По-моему, составитель и авторы сборника "Четырежды Чехов" сделали очень хорошую книгу в память о последнем русском классике. Авторы - это Андрей Битов, Александр Чудаков, Игорь Клех и Дональд Рейфилд.

Чехов в схемы не вписывается. Не лезет, хоть упирайся коленом. Русский, с легкими монголоидными примесями от далеких предков, хорошо заметными в наружности, - потому и особенно русский, что настоящего русского без татаро-монголинки просто не может быть. Мещанин. Южанин - полюбил жить в Москве, но в конце концов не выдержал климата. Азы грамотейства начал постигать в греческой школе. До мелочей знал детали церковного хорового пения, заученные на домашних спевках, - отчего впоследствии предпочитал о Боге и вере не высказываться. В молодости любил выпить. Стремился к прекрасному полу телом и душой - однако был настолько проницателен и лишен иллюзий, что даже влюбленной и любимой женщине мог честно написать: "В вас, Лика, сидит большой крокодил┘" На неумеренные восхищения им в связи с тяжелейшей поездкой на Сахалин, на вопрос, зачем ему это понадобилось, отвечал незатейливо: "Хотел пересчитать японских..." Если уж кто глыба и матерый человечище - то почти двухметровый Чехов, а не сухонький малорослый Толстой.

"Я мещанин во дворянстве, а такие долго не выдерживают".

Четыре очерка о жизни Чехова кратки, содержательны, стилистически безупречны и удивительно соответствуют натуре главного их героя. Жизнь медика и писателя, который не из книжек знал, почем фунт лиха, которого воротило от любых проявлений пафоса и выспренней чувствительности, который не метафорически, но реально сделал себя и все вокруг себя собственными руками - и никогда, ни разу, даже "на кончике ножа" не проявил перед окружающими кичливого самодовольства (на которое имел полное право), который если и приглядывался к своему месту в литературе, то выразил это в шутливой "литературной табели о рангах", себя оставив "без чина", а Льва Толстого сделав тайным советником, который, предаваясь каторжному литературному труду, не считал возможным обсуждать с посторонними свое подвижничество┘ Такой жизни не нужны интерпретации - ее достаточно просто описать.

Чехов - не интеллигент. Он - вечный укор русскому интеллигентскому словожуйству и блудодейству. Не прожив и полувека, он составил в мировой литературе эпоху и школу. К сожалению, одаренных учеников в этой школе - раз, два и обчелся.

Когда монашествующие литературоведы читают филологам-послушникам "житие смиреннаго инока Антония", то упоминают про то, как тело усопшего писателя летом 1904 г. привезли в Москву в вагоне с надписью "Для устриц" - мол, вот пример надругательства неблагодарной России над великим человеком!

Но если это и пример, то крокодиловых слез и лицемерия. В то время не было другого способа доставить прах умершего за полторы тысячи верст по летней жаре┘