Больная совесть как объект творчества

Александр Глинка-Волжский. Собрание сочинений в трех книгах. Книга первая: 1900-1905. - М.: Модест Колеров, 2005, 928 с. (Исследования по истории русской мысли)

Имя Александра Сергеевича Глинки-Волжского (1878-1940) до сих пор было известно лишь в узких кругах исследователей русской мысли первой трети XX века. И вот в свет вышел первый том его собрания сочинений - издание, предназначенное и для специалистов, и для широкого читателя, который откроет для себя еще одно действующее лицо русского Серебряного века. В этот том вошли журнальные статьи и рецензии Глинки 1903-1905 гг. Второй предполагается отвести под сборник 1906 года "Из мира литературных исканий". Третий составят работы 1906-1930-х гг., включая переписку Глинки с Василием Розановым, Михаилом Новоселовым, Сергеем Дурылиным, Павлом Флоренским.

Впервые опубликованы "Автобиографические записки" Глинки, обрывающиеся на 1905 годе. Многое в них кажется давно знакомым: в жизненных перипетиях Глинки легко узнаются ситуации, формировавшие русского интеллигента предреволюционной поры. Чтение "Спенсера и Бокля, Милля и Шопенгауэра, Шекспира и Достоевского". Изгнание из гимназии "за пьянство". "Бастовал" на юридическом факультете. "Ссылка на родину, под надзор полиции". Словом, все как у людей.

Первые столкновения с политической реальностью способствовали скорому самоопределению Глинки как публициста. В 1902 г. вышли его "Два очерка об Успенском и Достоевском", в которых чувствуются и вполне сформировавшиеся литературные навыки, и зрелый, самостоятельный взгляд на общественную ситуацию. Уже в начале своей литературной деятельности Глинка стремился отойти от традиций русской демократической литкритики, слишком уж звавшей к поискам конкретных социальных причин и весьма далекой от строгого философского анализа. Работы Глинки, напротив, переполнены, по его словам, "слишком широкими параллелями". Рассматривая феномены литературной и общественной жизни, он неизменно возвращался к анализу мировоззренческих принципов. "Постановка морального вопроса", "кто виноват", "нравственная необходимость", "пропасть" во имя чужого дела, "тяжба между народом и интеллигенцией", "проблема богопознания" - вот центральные мотивы его критических опытов.

Благодаря приложенному к авторскому тексту отклику А.Гуковского на "Два очерка" читатель убедится в том, что и современники чувствовали новаторство Глинки. Он одним из первых заговорил на новом языке, который вскоре взяли на вооружение мыслители Серебряного века. Обозначив Достоевского и Глеба Успенского как два полюса русской литературы, он уже наметил водораздел, разлучивший впоследствии "позитивистов" и "идеалистов". Так что с мнением редактора тома Анны Резниченко, согласно которому в публицистике Глинки произошла "кристаллизация образов и понятий русской философской культуры", можно согласиться. Очерки Глинки, в самом деле, - один из ключей к проблематике эпохальных для русской мысли сборников "Проблемы идеализма" и "Вехи". "Любовь к ближнему" и "любовь к дальнему" (антитеза "малых" и "больших" дел), ценность личности, религиозный характер интеллигентского атеизма - все это из глинковского словаря. В 1902-1903 гг. эти проблемы были еще общими для всех лагерей: "дело" было дорого "идеалистам" не менее, чем "позитивистам".

Размышления Глинки не исчерпываются кругом проблем начала века. Некоторые его идеи предвосхищают мотивы философии русского зарубежья. Одним из первых он заметил влияние Канта и неокантианства на Достоевского. Его толкование глубинной интуиции Достоевского: "все за все виноваты" - содержит парадоксальное учение о природе зла, развитое Семеном Франком в "Непостижимом". А в "Очерках о Чехове", трактуя "фотографичное" изображение действительности, неверие в идеалы, пессимистический идеализм как распознание опасности осуществления самого прекрасного идеала и как раскрытие идеи невсемогущества Бога, Глинка делает это в тех же терминах мистики "света во тьме", к которым спустя десятилетия прибегнет и Франк.

Представляя почти забытого автора, редакция серии "Исследования по истории русской мысли" подтвердила свою приверженность высоким научным стандартам. В комментарии учтены особенности интерпретаций, сквозных тем, "дежурных мест", пристрастий, актуальных именно на момент создания текста: ссылки почти всегда даются на те публикации, что выходили не позже 1905 года (лишь биографические данные приведены по Брокгаузу и Эфрону). Редактор постаралась бережно донести до нас язык Глинки, дав читателю возможность - через построение авторской фразы, написание слова, пусть "неправильное" с точки зрения современной орфографии, - почувствовать нерв времени.