Ольга Балла Мишель Фуко. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 2. - М.: Праксис, 2005, 320 с. (Серия "Новая наука политики")
Во вторую часть собрания политических работ Мишеля Фуко вошли тексты, занимающие в его творчестве далеко не первостепенное место - собранные, так сказать, по окраинам его многообразной интеллектуальной деятельности. Это - круглый стол, проведенный в 1972 году журналом "Esprit", где центральный персонаж книги представлен вместе с еще восемью коллегами-интеллектуалами (из них широкому русскому читателю скажет что-нибудь внятное разве лишь имя Поля Вирилио); "Истина и правовые установления" - курс, прочитанный в католическом университете Рио-де-Жанейро в 1973-м, и запись состоявшегося там же круглого стола со слушателями; "Революция голых рук" (точнее было бы - "голыми руками") - статья об иранской революции 1978 года из итальянской газеты "Corriere della sera"; "Искусство государственного управления" - четвертая лекция из курса, читанного Фуко в Коллеж де Франс в 1977/78 учебном году, интервью итальянскому журналу "Il contributo" 1978 же года и две лекции, прочитанные в Стэнфордском университете в 1979-м. Все это - несомненное свидетельство того, что интеллектуальным напряжениям, которые были актуальны в Европе и обеих Америках в 70-80-х годах ушедшего столетия, придан в нашем отечестве статус классики - в которой, как известно, случайного и неважного не бывает.
Первая часть "Интеллектуалов и власти" издана три года назад. Но вторая часть, вышедшая только что, осмысленно читается и сама по себе. Тем более что вошедшие сюда тексты слишком жесткого единства не образуют. Его не создает даже то, что все они по идее "о политике" - что, надо сказать, тоже спорно. Точнее, единство там, безусловно, есть, но образуется оно мотивами более глубокими, чем политические.
Хорошее представление об этих мотивах дает "Беседа с Мишелем Фуко" в журнале "Il contributo". Формально этот огромный, на семьдесят с лишним страниц разговор тоже как будто может быть отнесен к побочной словесной продукции французского мыслителя, наговоренной им в великом множестве. На самом деле это центральный текст сборника, в своем роде даже программный. Именно там Фуко не только излагает свою интеллектуальную биографию (что уже само по себе много дает для его понимания), но и прямо формулирует, чего, собственно, всегда хотел от себя и собственных писаний, какие смыслы вкладывал в то, что делал.
Хотя действительно политика всегда была для Фуко предметом живейшего интереса, он все-таки ничуть не более политик, чем философ. А вот философом-то он себя и не признавал, несмотря на то что прилежно числится всеми справочниками именно по этой части. Он не признавал себя даже "теоретиком". "Я, - говорил он, - экспериментатор, поскольку пишу для того, чтобы измениться самому и уже не думать так, как прежде".
Все, что делал Фуко, было, по его словам, лишь формой проживания - а заодно и создания - личного опыта. Если угодно, это для него - самый главный, самый действенный способ проживания и изживания личной уязвимости.
О чем бы Фуко ни писал - о безумии, о сексуальности, о медицине, о смерти, об истине, о тюрьме и судебных практиках - все ответвления его мысли неспроста организуются вокруг одной смысловой доминанты: сращенности, взаимопроникнутости, взаимоперехода знания и власти. Власть, источник несвободы, тревожила его даже не как социальное (что бы он сам ни утверждал), а едва ли не как метафизическое начало. Тем, что он ее все время, в разных формах анализировал - он ей сопротивлялся. Во "вторичных" текстах, вроде тех, что вошли в этот сборник, это видно особенно: они на то и вторичные, чтобы прилежно воспроизводить главное.
Этой тематической "жесткости" не противоречит то, что Фуко заявляет себя как человека максимально гибкого: едва ли не единственная его цель, не устает он повторять в интервью итальянскому корреспонденту, - движение, перемены, непрерывный выход за пределы самого себя и своих представлений. Постоянное обновление как форма существования (политика - как раз одна из таких форм) - это ли не способ уйти от того, что тебя тревожит? Это ли не возобновляемые усилия освободиться?
И что бы сказал о причислении его к лику классиков человек, сам о себе говоривший так: "То, что я написал, никогда не имеет предписывающего значения ни для меня, ни для других людей"? Тем более что признавался: "Проблема истинности того, что я говорю ┘ - это вопрос, на который я до сих пор так и не ответил".
