Уильям Шекспир. Сонеты: Антология современных переводов. - СПб.: Азбука-Классика, 2004, 384 с.
Абсолютное большинство представленных в антологии переводчиков - профессиональные филологи. Прокравшиеся в их ряды математик, экономист и заместитель главного инженера машиностроительного завода лишь демонстрируют широту души русского человека, которую, несмотря на пожелание Ивана Карамазова, сузить не удается.
Сонеты Шекспира - idee fixe и всегдашний объект вожделения переводчиков. После выхода в 1945-м полного корпуса сонетов в переводах Маршака они стали самыми, пожалуй, известными и популярными у нас текстами великого англичанина. В 70-х положенные на музыку Микаэлом Таривердиевым, сонеты явили новый жанр "интеллектуального романса", отсепарированный от авторской песни, а сонет # 90 прорвался в область попсы. Причем прорвался в маршаковском варианте текста, слегка отредактированном Пугачевой - "моей любви лишиться" вместо "твоей любви лишиться", на чем настаивал Самуил Яковлевич, но чего нет у Уильяма Джоновича - у него просто "loss of thee", "теряя тебя". Неизвестно, поют ли Шекспира его соотечественники, но достигнутая у нас степень демократизации классики очень высока.
Структура публикации билингвистическая: оригинальный текст - подстрочный перевод - два русских поэтических перевода. Самые ударные сонеты (# 66, 90, 130, 147) даны в шести русских версиях. Ориентируясь на анализ сборника в целом, мы не называем фамилии переводчиков.
Чрезвычайно информативен вступительный очерк, в котором подробно рассказана непростая история шекспировских переводов в России вообще и переводов сонетов в частности. Не впервые, но доказательно и сдержанно затронута проблема оценки переводов Маршака. Несмотря на их признанную "каноничность", переводы Маршака заметно смещают поэтику и стилистику шекспировских текстов в пределы русского поэтического языка той стадии его развития, которая уже была обогащена переводческой практикой Жуковского и поисками Пушкина.
"Сонетомания" шекспировской эпохи была формально своеобразна. Английские лирики сохраняли количество строк (14), но, как правило, не следовали "образцовой" разбивке сонета на два катрена и два терцета ("тезис-антитезис-синтез"), заменяли ее тремя катренами и двустишием. Французская (abba abba ccd eed) и итальянская (abab abab cdc dcd) схемы рифмовки у англичан заменились национальной (abab cdcd efef gg).
С пушкинских времен метрическим аналогом стиха шекспировских трагедий у нас стал пятистопный ямб. Различие английской и русской просодий, обусловленное фонетическими и акцентными различиями языков, слишком очевидно, чтобы можно было рассуждать о полном или неполном соответствии. Следует принять ямбическую традицию как установившуюся.
Антология подобного объема (324 переводческих варианта) при всем желании не может быть собранием шедевров. Пусть профессионализм авторов несомненен, а подстрочники точны и иной раз даже грешат избыточной обстоятельностью и канцеляризмами, но, как и всегда в подобных ситуациях, проблема заключается не столько в масштабном соответствии личностей (тягаться с Шекспиром вряд ли стоит), сколько во владении русским стихом. Хотя составители во вводной заметке оговаривают, что "старались избавить читателя от переводов пусть достаточно точных, но косноязычных, поэтически беспомощных, в которых именем Шекспира освящаются плохие стихи на русском языке" - им это удалось не вполне.
В переводе сонета # 71 осталась незамеченной "поэтическая глухота" - первая строка имеет длину в 6 стоп.
В сонете # 87 гипнотическая сила слова patent (в современном техническом значении) заставила переводчика механически перенести его в русский текст, хотя из контекста ясно, что у этого слова в шекспировскую эпоху были вполне лирические коннотации.
Сонет #119: автор подстрочника и переводчик дружно передают слово potion как "настой" ("What potions have I drunk of Siren tears" - "Какой настой я пил из слез Сирены"). Почему? Potion - это "доза" (яда или лекарства), "зелье", "снадобье"; "love potion" - "любовный напиток". Есть из чего выбрать. Да и русский "настой" требует предлога "на", а не "из".
Режут глаз и ухо рифмы "уши - проснувшись", "черт - поэт", "потомка - строках", "шатром - снопом". Иной раз (сонет # 1) косноязычие дает себя знать слишком откровенно: "Но с ясным взором обручен своим,/ В свое лишь пламя жару поддавая,/ Себе врагом ты делаешься злым, / Меж изобилья голод создавая". Ироническое русское разговорное просторечие "с ясным взором" (то есть как ни в чем не бывало), напрашивающаяся банная ассоциация "жару (пару) поддавая", неуклюжая инверсия в третьей строке и стертые банальные рифмы родят комический эффект и оставляют от Шекспира рожки да ножки.
Культурно-временная дистанция - общий камень преткновения всех переводчиков поэзии прошлого. Особенно это касается сонетов Шекспира, в которых английский поэтический язык пережил свое постсредневековое преображение, в сравнении с языком Ленгленда и Чосера он кажется понятным и доступным.
Расшифровывая, "просветляя", модернизируя строки Барда, наши современники порою лишают шекспировскую лирику духа времени. Ее адресации и инвективы уподобляются современным лирическим излияниям, религиозно-мистические образы обходятся или подменяются позднейшей романтической символикой (образы античной мифологии у Шекспира - эвфемические избегания слова "Бог", ибо в ту суровую эпоху имя Божье всуе не поминалось). Стилистическая вневременная размытость представляет нам некоего прото-Шекспира, современный лирический набросок с его труднодоступной "натуры". Может быть, это единственное, что нам теперь по силам, и дискуссии о принципиальной возможности/невозможности поэтического перевода возобновятся.
Побрюзжав, пора и похвалить. Авторы антологии заслуживают уважения за одно только поэтическое бескорыстие, за верность абсолютно безнадежному и потому очень привлекательному занятию - поэтическому переводу. Их поиски и попытки, опирающиеся на сказочно богатый опыт русского стихосложения, хороши своей бессонной дерзновенностью. А также напоминанием, что, несмотря на проделанные труды, Шекспир продолжает оставаться открытым для русской интерпретации.