Побег из курятника

Клиффорд Гирц. Интерпретация культур. - М.: РОССПЭН, 2004, 560 с.

Первая русскоязычная публикация Клиффорда Гирца - сборник статей разных лет. Не потому, что так решили русские издатели: мол, малые работы перевести легче, чем маяться над громоздкой и неудобочитаемой монографией, пусть даже и основополагающей. Нет, так захотел сам Гирц. В 1973 году он отобрал из своего богатого научного архива пятнадцать статей и скомпоновал в книгу "Интерпретация культур". Добросовестный автор, Гирц сопроводил работы предисловием, где честно признал две вещи: во-первых, что книжный формат ему навязали издатели (знающие толк в том, какой ученый-гуманитарий выдержит испытание коммерцией, а какой нет) и, во-вторых, что, тщательно избегая искушения придать своим разрозненным текстам методологическое единообразие post factum, он все-таки старался добиться их концептуальной связности: "Эта книга - не обзор кочевой профессиональной карьеры в духе "я написал это, а потом написал то┘" Это - работа, которую объединяет общий научный аргумент".

Старания ученого не пропали даром. Вот уже тридцать лет "Интерпретацией культур" зачитываются гуманитарии всех стран, возрастов и профессиональных ориентаций - социологи, философы, юристы┘ Это не просто классика американской антропологии. Это азбука самого модного и, пожалуй, одного из самых перспективных направлений в современной гуманитарной науке - интерпретативной антропологии. Лавры ее отца-основателя принадлежат именно Гирцу, чья "Интерпретация культур" отражает и основные вехи становления интерпретативной теории культуры, и главные ее положения.

Гирц всегда говорил - и не преминул еще раз подчеркнуть в предисловии, - что чистое теоретизирование ему чуждо. Недаром же он начинал научную карьеру как завзятый полевой исследователь. В 1958 году даже приступ малярии не мог отвратить Гирца и его жену от поездки на Бали, из которой выросли впоследствии многие его программные статьи. Но и одним лишь описанием нравов и обычаев Гирц никогда не довольствовался. Ученик Толкотта Парсонса, он искал за скопищем фактов общую парадигму социального действия, характерную для той или иной культуры.

Взять, к примеру, его знаменитые "Заметки о петушиных боях у балийцев". Красочному рассказу о самой популярной среди населения Бали игре, участие в которой стоит иным ее любителям состояния, общественного уважения и физического здоровья, присущи все достоинства, столь ценимые поклонниками этнографической экзотики. Однако исследователь тем и отличается от зеваки, что не просто глазеет, а стремится понять смысл увиденного, прочесть его, как читают текст. Тогда оказывается, что культ петушиных боев у балийцев объясняется не дикостью этого народа (как удобно думать некоторым представителям "более цивилизованных" стран), а особым метафорическим значением этой игры: "На петушиных боях ┘балиец формирует и открывает для себя свой темперамент одновременно с тем, как он открывает для себя темперамент своего общества. Или, точнее, он формирует и открывает для себя определенную грань того и другого".

Впрочем, интерпретировать чужую культуру - дело довольно деликатное. Тут приличествует скромность. Приоритет первичной интерпретации Гирц мудро отдает самим носителям культуры, то есть местным жителям: "Культура народа представляет собой собрание текстов, каждый из которых в свою очередь - тоже собрание, и антрополог пытается их прочесть через плечо того, кому они, собственно, принадлежат". Дело науки - интерпретация второго уровня: ученый должен сделать разнообразный культурный опыт общечеловеческим достоянием. Золотые слова! Триумф либерализма! Такой же либерализм Гирц проявляет и в отношении самих элементов культуры - религии, идеологии, социального порядка. Ни один из них не является ни "базисом", ни "надстройкой". Общество, конечно, формирует культурные символы - религиозные обряды, идеологические постулаты и пр. Но точно так же и культура налагает отпечаток на социальный порядок. Ни крайних, ни главных тут нет.

Каков же итог? Певец индивидуального, Гирц не создает единой теории или универсальной модели культуры, однако волей-неволей все-таки приходит к необходимости сформулировать общий взгляд на природу человека. Согласно Гирцу, "мы неполные, незавершенные животные, которые дополняют, завершают себя посредством культуры - причем не посредством абстрактной культуры, а посредством ее очень конкретных форм: добуанской или яванской, хопи или итальянской, культурой высших классов или низших, академической или коммерческой". С такой "животной" точки зрения все культуры равны, ведь все они в равной мере, каждая на свой лад, довершают дело, не законченное природой. Впрочем, как пишет сам Гирц в одной из статей, с этой мыслью вряд ли многие готовы сразу согласиться. Причем не только в западных странах. Например, для жителя Явы быть человеком - значит быть яванцем, то есть полностью разделять яванские обычаи и нормы поведения. Чего, впрочем, сам Гирц делать явно не собирался. Иначе написал бы совсем другую книгу.