Соблазнительная перспектива

Эрвин Панофский. Перспектива как "символическая форма" / Пер. с англ. И.Хмелевских, Е.Козиной. Готическая архитектура и схоластика / Пер. с англ. Л.Житковой. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 336 с.

Можно по-разному к этому относиться и подыскивать разные тому объяснения, но факт остается фактом: среди российских гуманитариев, в особенности среди искусствоведов, основоположник иконологической школы искусствознания Эрвин Панофский сегодня пользуется наибольшим авторитетом. Ни Эрнст Гомбрих, также образцовый пример иконологической выучки, ни Макс Дворжак, поборник истории искусства как истории духа, ни Ганс Зедльмайр, ни кто бы то ни было другой из западных корифеев западного искусствознания не снискали такой популярности в России, как Панофский. Из переводов на русский язык его трудов педантичный читатель может составить малое собрание сочинений, хотя оно и встанет на полке пестрым рядом разнокалиберных изданий. Впрочем, у столь устойчивого спроса на одного автора есть и свои положительные стороны: недоброкачественные скороспелки со временем заменяются более вдумчивыми издательскими проектами. Нынешний "азбучный" сборник как раз из их числа. Мало того что "Перспектива как "символическая форма" впервые публикуется на русском языке, а "Готическая архитектура и схоластика" впервые издается полностью и притом в новом переводе (она выходила более десяти лет назад в урезанном виде в Киеве), эти работы к тому же предваряются грамотным предисловием в жанре историко-биографической справки и замыкаются удобоваримым указателем имен. Не оставляет желать лучшего и качество перевода, что нынче, согласитесь, большая редкость.

Что касается самих текстов Панофского, то тут, кажется, полемика неуместна: классика есть классика. "Перспектива" вышла отдельной книгой в 1927 году, а "Готическая архитектура" - в 1951-м. Первая была плодом многолетних "перспективных" штудий тогда еще молодого приват-доцента, вдохновленного философией "символических форм" немецкого философа Эрнста Кассирера, а вторая - результатом успешной лекционной деятельности Панофского в Америке. И хотя между обеими пролегает почти четверть века, в методологическом отношении одна служит прямым продолжением другой: в той мере, в какой Панофский всегда оставался верным приверженцем философии Кассирера, он никогда не изменял и своему принципу изучения истории искусства в контексте истории идей.

Основной пафос "Перспективы как "символической формы" сегодня почти банален: автор рассматривает различные способы построения художественного пространства как визуальное выражение различных мировоззрений. Математически выстроенная перспектива с одной точкой схода является для него шаблоном пространственного восприятия всего Нового времени, от ренессансного гуманизма до Эйнштейна. Соответственно все предыдущие этапы западноевропейского искусства, от античности до позднего Средневековья, оказываются в роли трамплина для выхода на магистраль "прямой перспективы". Античность учитывала трехмерность тела, но не знала общего пространства. Византия вовсе дематериализовала все телесное. Романика свела тела и пространство к единой плоскости. Наконец, раннее Возрождение в лице Джотто и Дуччо, объединив пространственную логику готических соборов и античную подоплеку византийской живописи, нащупало каркас единого, бесконечного и однородного пространства. Философия Декарта, опыты Дюрера и геометрические построения Дезарга окончательно закрепили его триумф.

Нельзя сказать, что Панофский принимает победу антропоцентрического рационализма за окончательное и бесповоротное достижение мирового духа: его работа завершается кратким указанием на относительную ценность "одноглазого" и "неповоротливого" взгляда на мир. С другой стороны, вовсе не похоже, чтобы Панофский видел - или хотя бы искал - какую-либо альтернативу гуманистической традиции. В его исторических штудиях гуманизм служит ему такой же единой точкой схода - абсолютно условной и неподвижной. Будь иначе, "Перспектива как "символическая форма" переросла бы рамки темпераментного эссе с непомерно разросшимся научным аппаратом и превратилась в глобальное историческое исследование всевозможных форм культурного освоения пространства, наподобие аналогичных исследований того же Эрнста Гомбриха.