Наталия Оосминская Кеннет Кларк. Нагота в искусстве. Исследование идеальной формы / Пер. с англ. М.Куренной, И.Кытмановой, А.Толстовой. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 480 с.
Как это ни удивительно, но существует не так уж много искусствоведческих трудов, посвященных такому, казалось бы, архетипическому сюжету, как обнаженная натура. Из отечественных авторов на эту тему, одновременно банальную и рискованную, размышлял разве что социолог Игорь Кон, однако его "Мужское тело", вышедшее в начале 2004 года в издательстве "Слово", написано именно в рискованном, то есть гендерном, ключе. Западная литература более богата исследованиями "ню" в узко искусствоведческом смысле - начало этой традиции было положено еще во времена Венской школы искусствознания, - что, впрочем, отнюдь не означает, что английский историк искусства Кеннет Кларк, выпустивший в 1956 году по материалам публичных лекций книгу "Нагота в искусстве", не должен быть удостоен лавров первопроходца.
Дело в том, что история обнаженной натуры имеет один, но неминуемый камень преткновения - высокую степень абстракции смысла и чувства. Что взять с голого человека? Излюбленные искусствоведческие технологии ХХ века - социологический, иконографический и иконологический методы - тут не годятся. "Ню", подобно тому злополучному посетителю бани, которому некуда девать номерок, вырван почти из всех обиходных контекстов. Не зря Кеннет Кларк дал своему сочинению уточняющий подзаголовок - "Исследование идеальной формы". Это означает, что в царстве наготы действуют совсем иные законы - не те, что существуют в реальной жизни и отражаются в искусстве, а те, что существуют только в искусстве и являются для реальных людей недосягаемым эталоном.
Вот Кларк и начинает с необходимой и неочевидной антитезы "нагой - голый". Нагота прекрасна и привлекательна, тогда как голое тело, как правило, выглядит безобразно и отталкивающе. "Сознательно или неосознанно, фотографы обычно чувствуют, что в фотографии обнаженной натуры их истинная цель состоит не в воспроизведении нагого тела, а в подражании взгляду художника на то, чем должно быть обнаженное тело". Нагота - это природа, преображенная средствами искусства, и весь вопрос заключается в том, во что именно и какими средствами это преображение осуществляется. Так что история "ню" от античности до наших дней, как ее пишет Кларк, неизбежно превращается у него в историю художественной формы, которая, в свою очередь, оборачивается ни больше ни меньше историей человеческого самопознания.
Кларк делит исследование на несколько частей: "Аполлон", "Венера I" и "Венера II", "Энергия", "Пафос", "Экстаз", "Альтернативная традиция" и "Нагота как самоцель". Во всех главах, за исключением последней, речь идет о том, как обнаженное тело оказывалось в роли символа: Аполлон - гармоничного сочетания искусства и разума; Венера Небесная - духовной любви, Венера Земная - чувственного желания, Энергия - телесного могущества человека, Пафос - страдания, Экстаз - иррациональных сил души, наконец, под альтернативной традицией Кларк подразумевает тот тип изображений, где нагому телу придаются неклассические и порой намеренно уродливые формы - средневековое христианское искусство, Северное Возрождение, полотна Рембрандта, Сезанна и Жоржа Руо. Все исторические вариации основных типов наготы служат для Кларка симптомами культурных изменений. Так, поклонение Аполлону, немилосердно содравшему кожу с сатира Марсия, олицетворяет непреклонную веру древних греков в необходимость подчинять страсти рассудку. Напротив, "если сегодня в чувственных завываниях саксофона слышится, что Марсий, кажется, отомщен, то это результат отсутствия в нас духовной энергии, дающей способность понять тело и управлять им".
Название последней главы "Нагота как самоцель" говорит само за себя. Здесь обнаженная натура окончательно освобождается от символических пут. Нагота объявляется альфой и омегой художественного мышления вообще, всеобщим камертоном вкуса, его антропным принципом, согласно которому "наше восхищение абстрактной формой, горшком или лепниной отчасти аналогично удовлетворению от человеческих пропорций". В этой главе празднует свой триумф академизм и... современное искусство, которое "показывает даже еще более ясно, чем искусство прошлого, что обнаженная натура не просто изображает тело, но по аналогии соотносит его со всеми структурами, ставшими частью нашего образного опыта". Иными словами, если в современных парках Аполлон Бельведерский уступил место амебообразным фигурам Генри Мура, то, значит, именно так ощущает себя человек, окончательно изживший в себе иллюзию собственного богоподобия.
С выводами Кларка можно соглашаться или не соглашаться. Однако его книга ценна не отдельными наблюдениями, а виртуозным умением анализировать художественную форму исходя исключительно из логики пластической целесообразности. Как некогда Пракситель стремился сообщить своим скульптурам неуловимое сочетание движения и покоя, так и Кеннет Кларк избегает всякого перевеса - будь то в области чувственного восприятия или рассудочной интерпретации. Там, где уже невозможно прибегнуть к эффекту срывания покровов, не остается ничего другого, кроме как анализировать то, что явлено глазу. Но ведь для наслаждения искусством в конечном счете ничего другого и не требуется.
Дарья Гармоненко