Претензий не принимаем

С русским языком происходят странные вещи. Если верить филологам-ретроградам, он стремительно умирает под натиском гастарбайтеров, безграмотных журналистов и подростков с окраины. Еще год-другой и от языка ничего не останется. Прибавьте сюда тлетворное влияние интернета, книжек в мягких обложках, издаваемые за те полчаса, когда корректор ушел пообедать, - и перед вами картина, достойная кисти художника Верещагина. Груда черепков там, где раньше кипела жизнь.

Если же верить своим глазам и ушам, то нетрудно заметить, что с русским языком все в порядке. Просто он изменяется, переживает переходный период. Болезнь роста протекает так бурно, что за языком не поспевают справочники и словари. Это нормально. Ведь словари не указывают, как и куда развиваться, а лишь фиксируют изменения. Языковая норма - не догма, а констатация текущего состояния дел. Она подвижна, как подвижно все в этом мире.

С художественными книжками примерно та же история. Только такой максималист, как Бродский, мог утверждать, что улица должна говорить языком литературы. С какой стати? Даже в суровые времена абсолютной монархии слуга не разговаривал на языке господина. А уж в наше демократичное время и вовсе смешно ориентироваться на эстетов.

Футуристы же - от Маринетти до Маяковского - считали ровно наоборот. Поэт должен слушать улицу. Толпа - учитель поэта.

На самом деле никто никому не должен. Процесс живой и разруливанию не поддается. Можно лишь с интересом следить за ним, как это делает, например, Ольга Северская в книге "Говорим по-русски" (М.: СЛОВО/SLOVO, 2004). Северская, хоть и филолог, но человек незашоренный. Она много лет ведет филологическую программу на "Эхе Москвы" и имеет дело с живой речью, а не с устаревшими нормативами.

По мутациям языка, считает Северская, можно здраво судить о том, как мы сами мутируем. Если внимательно слушать собственную болтовню, выяснится, например, что в ходу у нас сегодня галантерейная вежливость. Даль ее называл лакейской. И действительно, без уменьшительных суффиксов не обходится уже ни один, даже самый непрезентабельный разговор. Недаром так престижна сфера услуг.

Мы социально неустойчивы и путаемся с собственным статусом. Отсюда такое разнообразие обращений (брат, любезный, мужчина-женщина, командир┘) и ни одного общепринятого. Как к нам обращаться, не знают даже на самом верху. В этой связи вспоминается такая история. Как-то Ельцин приехал в Пермь. Встретился с народом, прошел по цехам, заглянул в детский сад при сталелитейном заводе. Воспитательницы собрали испуганных малышей. Президент обвел их взглядом и произнес короткую речь:

- Здравствуйте, дети! БУДУЩИЕ россияне┘

По языку можно судить даже о гендерном равноправии. Возникают чудовищные неологизмы: домработник, вице-спикерша, бебиситер┘ Пол уже не имеет значения.

Или, например, прилипчивое словечко "как бы", свидетельство победы постмодернизма в отдельно взятой России. "Как бы" обозначает несерьезное отношение к себе и миру вокруг. Все зыбко, поручиться нельзя ни за что. Вышла замуж и как бы счастлива┘ Выпил водки и как бы уснул┘

Языковых мутаций не меньше, чем звезд на небе. Они, как зеркало, отражают нашу суетливую, нелепую, сумасшедшую жизнь. С этим ничего не поделать ни думским законам, ни академическим словарям. Остается смириться. Как гениально сказал Черномырдин по этому поводу: "У меня нет претензий к русскому языку".