Рут Бенедикт. Хризантема и меч. Модели японской культуры / Пер. с англ. М.Корнилова, Е.Лазаревой, В.Николаева. - М.: РОССПЭН, 2004, 256 с.
До того как американский антрополог Рут Бенедикт (1887-1948) получила от американского правительства заказ на исследование японской культуры, она никогда не занималась Японией. Она не знала японского языка и даже ни разу не побывала в этой стране. Однако даже сегодня "Хризантема и меч" считается у японоведов одним из классических трудов по культуре Страны восходящего солнца, а коренные японцы заглядывают в него как в справочник по самокритике: ни дать ни взять Бенедикт и впрямь удалось с чисто женской проницательностью уловить и запечатлеть особенности национального японского характера.
Впрочем, работодателями Бенедикт двигал отнюдь не досужий академический интерес. За плечами американского правительства лежал опыт войны с японцами, главным завоеванием которой было открытие, что универсальных ценностей не бывает. Америка выступала под флагом свободы, Япония - под лозунгом безусловного повиновения. Штаты провозглашали принцип равенства, Япония сражалась за идею жесткой иерархии. В общем, все, как в том анекдоте: как бы ни изощрялись американцы в своих предположениях, японцы все равно сделают наоборот. А после капитуляции Японии перед США встала необходимость управлять этим загадочным народом, что, как они убедились на опыте военного противостояния, без знания национальной психологии было бы невозможно. За этим они и обратись к антропологам. Так культурология оказалась в числе оружия массового поражения.
Этнопсихологический метод Рут Бенедикт, который она практиковала еще в 30-е годы во время полевых исследований в резервации североамериканских индейцев, подходил для этих целей как нельзя лучше. Япония предстает в книге Бенедикт страной, принципиально отличной от американских и европейских стандартов. Однако автора интересует не экзотика, а модели поведения. Что стоит за сверхщепетильной японской вежливостью? Почему японцы легко идут на смерть? Почему они так жестоки к своим военнопленным? Как возможно, чтобы они так быстро и радикально изменяли своим принципам - вчера исповедовали ура-патриотизм, а сегодня - имперсональный либерализм? Чем объясняется абсолютная покорность японцев своим родителям? Как соединяется в их сознании культ императора и демократические нововведения?
Чтобы дать ответы на эти насущные для политиков вопросы, Бенедикт, конечно же, совершает экскурс в прошлое страны, но в исторические основания японской культуры она углубляется ненадолго. Прежде всего ее интересует повседневная жизнь японцев: как они воспитывают детей, как общаются между собой в домашней обстановке, какие комплексы в них формирует школа и служба в армии, какие формы приобретает сегодня социальная иерархия. Тут Бенедикт вникает в малейшие, казалось бы, житейские частности. Например, из обычая носить новорожденного ребенка за спиной она делает далеко идущие выводы о соотношении покорности и активности в японском характере. От национального понятия "он", приблизительно означающего "долг", "обязанность" и "верность", Бенедикт ведет цепочку к странному, на взгляд европейца, безынициативному поведению японской толпы по время несчастного случая: оказывается, наблюдатели просто не хотят навязывать потерпевшему свою помощь из-за страха взвалить на него непомерное бремя должника. Немыслимое с западной точки зрения дружелюбие к американцам японских крестьян, еще вчера не расстававшихся со своими бамбуковыми копьями, Бенедикт тоже толкует исходя из подмеченных ею особенностей национальной психологии: поражение в войне не считается у японцев унижением в отличие, скажем, от злой шутки, за которую насмешник должен непременно поплатиться.
Конечно же, "Хризантема и меч" - это не книга универсальных рецептов, с помощью которых можно проникнуть в святая святых японской души. Единственный общий закон, который рискует сформулировать Рут Бенедикт, это неустранимый (и непостижимый в своей основе) дуализм японской культуры. Там, где равно культивируется искусство разведения хризантем и искусство владения мечом, нет места для однозначности. Лишь одно Бенедикт берется утверждать со всей определенностью: "Чего американцы не могут сделать и не одна другая страна не сможет сделать, так это создать указом свободную и демократическую Японию. Этого еще ни разу не удавалось сделать ни в одной побежденной стране. Народу, имеющему собственные обыкновения и представления, иноземец не может навязать образ жизни, отвечающий его вкусам". Можно быть уверенным, что стран, где американские стандарты не работают, на земном шаре найдется еще очень и очень много.