Этьен Жильсон. Философия в Средние века: От истоков патристики до конца XIV века / Пер. с фр. Общая ред., послесл. и прим. С.Неретиной. - М.: Республика, 2004, 678 с.
Этьен Жильсон. Избранное: Христианская философия / Пер. с фр. и англ. - М.: РОССПЭН, 2004, 704 с.
Сколь бы спорадически ни издавалась у нас зарубежная философская классика ХХ века, нельзя в очередной раз не убедиться в глубокой мудрости старой народной пословицы "Капля камень точит". Подобно тому, как хаотично разбросанные острова по мере падения уровня моря вдруг обнаруживают контуры единого материка, так и беспорядочно издаваемые у нас переводы какого-нибудь мирового светила в какой-то момент неожиданно обнаруживают неочевидную ранее взаимосвязь и складываются в один интеллектуальный сюжет. Правда, предугадать наступление такого момента в каждом отдельном случае пока решительно невозможно.
А вот в русификации наследия французского философа Этьена Жильсона такой переломный момент, кажется, свершается на наших глазах. Не то чтобы его творчество совсем не было известно в России раньше. Жильсон худо-бедно публиковался на протяжении 90-х годов - то малотиражными отдельными изданиями, то в труднодоступных реферативных сборниках, - однако так и не занял подобающего ему места в академическом обиходе. Зато теперь наступил момент истины. Жильсоновская "Философия в Средние века" непременно станет настольной книгой каждого студента, изучающего западную медиевистику, а сборник трех больших работ под кодовым названием "Христианская философия" должен расчистить на философском Олимпе ХХ века место для еще одного крупного мыслителя - Жильсона-неотомиста.
Достоинства "Философии в Средние века" как учебника трудно переоценить. Особенно в нашу эпоху, когда сами законодатели интеллектуальной моды объявляют схоластику окончательно и бесповоротно отжившей, как это когда-то сделал Гуссерль. Для Жильсона, однако, эта традиция мало сказать жива. Он видит в беспрецедентном средневековом союзе разума и веры неисчерпаемый источник открытий и откровений. И все это при полном отсутствии внешних эффектов. Периодизацию Жильсон предлагает самую что ни на есть банальную. От греческих и латинских отцов Церкви он движется к так называемому Каролингскому возрождению. Затем переходит к Ансельму Кентерберийскому и Шартрской школе. Делает экскурс в восточные философские направления - арабское и еврейское. Добравшись до XIII века, подробно разбирает Раймона Луллия, Альберта Великого, Фому Аквинского и другие менее известные у нас персоналии. В XIV веке останавливается на Дунсе Скоте, Оккаме и умозрительном мистицизме. Наконец, подводит итоги: Возрождение представляет для него уже совсем другую интригу. Однако в рамках такой почти школьной хронологии Жильсон разворачивает грандиозную картину средневекового "штурма и натиска". Отказываясь сводить средневековую традицию к бесконечному и бесплодному пережевыванию аристотелевской философии, Жильсон демонстрирует первостепенное различие оснований средневековой и античной мысли - отличие интуиции Бога-Творца от идеи Бога-Перводвигателя - и затем, вслед за своими героями, углубляется в терминологические тонкости теологически понятого учения о Боге и мире.
Разумеется, обаяние аутентичности, которым подкупает жильсоновское изложение схоластической премудрости, не является плодом исторической реконструкции усердного архивариуса от философии. Сборник "Христианская философия" как раз и дает понять, насколько искренен Жильсон в своей приверженности томизму. В книгу включены три работы - диссертация 1913 года "Учение Декарта о свободе и теология", программный труд 1940-х гг. "Бытие и сущность" и четыре лекции на тему "Бог и философия", прочитанные им в университете Индианы в конце 1930-х. Первая работа демонстрирует, как Жильсон пришел в объятия средневековой философии: тогда, на заре своей философской карьеры, он вдруг осознал, насколько зависим был Декарт, а вместе с ним и вся новая метафизика, от теологического контекста. Вторая показывает, какие плоды дал и может еще дать союз средневековой и современной онтологии, а главное, тактично напоминает напористым глашатаям экзистенциальной философии, вроде Сартра, что и проблема существования, и парадоксы свободы также уходят корнями в схоластические дебаты. Наконец, в третьей без обиняков излагается философское и моральное кредо Жильсона - его убежденность в том, что "Бог философов един с ТЕМ, КТО ЕСТЬ, Богом Авраама, Исаака и Иакова". И это как раз и есть тот самый пункт, который никак не может принять в теологии Фомы Аквинского господствующий ныне тип Фомы Неверующего.