Петр Резвых Юлия Мелих. Персонализм Л.П. Карсавина и европейская философия. - М.: Прогресс-Традиция, 2003, 272 с.
Льву Карсавину повезло меньше других русских философов Серебряного века. Ему не досталось ни массовых тиражей, как Бердяеву, Шестову или Розанову, ни солидных академических штудий, как Флоренскому или Лосеву. Сравнительно небольшое наследие Карсавина до сих пор издано в России не полностью, а серьезные исследовательские работы о нем можно перечесть по пальцам. И хотя в любом учебнике истории русской философии ему непременно посвящают краткий очерк, но темы карсавинской философии так и не вошли в интеллектуальный обиход среднестатистического российского гуманитария. Тут, правда, нет ничего удивительного. Мысли Карсавина и стилистически, и по содержанию противятся превращению их в гуманитарные штампы. Оттого-то и не оказался он в числе тех, кого цитируют в газетных статьях и о ком без конца судачат в кулуарах научных конференций.
Впрочем, книга Юлии Мелих заслуживает внимания не только потому, что о Карсавине вообще написано очень мало, но и по другой причине. Стало уже как-то почти привычным, что во многих исследованиях русской философии доминирует мотив ее самобытности. Зачастую это объясняется тем, что особую любовь к русской философии внезапно обнаруживает автор, плохо знакомый с философией европейской. Прочитав наугад пять-десять таких монографий, начинаешь понимать впечатление глубокого провинциализма, которое производит истолкованная таким образом русская философия на западного интеллектуала. В книге Юлии Мелих, напротив, изначальна установка на включение мысли Карсавина в общеевропейский контекст. Тем самым задаются совершенно иной масштаб оценки и иные средства истолкования его наследия.
В решении подобной задачи можно идти двумя путями. Один - прослеживать историю влияний тех или иных европейских философов на творчество Карсавина, опираясь на скрупулезное исследование фактов его биографии. Другой - провести анализ логической структуры карсавинских построений, выявляя типологическую близость его разработок тем или иным концепциям западной философии. Мелих, следуя герменевтической методе, явно отдает предпочтение второму. Результат весьма убедителен. Мелих не только проясняет многие темные места карсавинских сочинений, указывая на европейские истоки применяемой им терминологии (особенно интересен в этом плане раздел о Карсавине и Николае Кузанском), но и показывает, что его идеи органически связаны с поисками новой концепции личности, которые во многом определили облик западной философии ХХ века. Карсавин оказывается в одном ряду с такими мыслителями, как Шелер, Бубер, Гадамер, Мунье, Левинас, Деррида┘ О частных аспектах этих сопоставлений можно спорить, но бесспорным остается одно: только при рассмотрении в западном контексте можно разглядеть то подлинно своеобразное, что таит в себе русская философия.
