Структура и пустота

Ролан Барт. Империя знаков / Пер. с франц. Я.Бражниковой. - М.: Праксис, 2004, 144 с.
Дайсэцу Тэйтаро Судзуки. Дзэн и японская культура / Пер. с англ. С.Пахомова. - СПб.: Наука, 2003, 522 с.

Записки Ролана Барта о Японии - не апология Японии. Как знаменитый французский семиотик пишет во вступлении, это просто очередное упражнение в методе: "Я не созерцаю влюбленным взором восточной сущности, Восток мне безразличен, он просто поставляет мне набор черт, которые в этой придуманной игре позволяют мне "лелеять" идею невероятной символической системы, полностью отличной от нашей. То, что привлекает внимание в рассмотрении Востока, это не другие символы или другая метафизика, не другая мудрость┘ но - сама возможность отличия, изменения, переворота в области символических форм". Иными словами, "Империю знаков" категорически не рекомендуется читать тем, кто интересуется Японией, но ничего не смыслит в семиотике, и, напротив, настоятельно рекомендуется читать всем, кто хорошо разбирается в семиотике и не интересуется Японией.

А вот "Дзэн и японская культура" - книга насквозь апологетическая, каким, впрочем, и полагается быть адаптированному изложению Дзэн в исполнении самого известного популяризатора дзэн-буддизма Дайсэцу Судзуки. К тому же она написана специально для западного читателя. Собственно говоря, почти всем, что Запад знает о Дзэн, он обязан Судзуки. В ХХ столетии не было другого автохтонного ученого-буддолога, который бы мог сравниться с Дайсэцу Судзуки по плодовитости и авторитету. Говорят, сам Мартин Хайдеггер изучал Дзэн по Судзуки. Карл Густав Юнг вместе с Судзуки работал над одной книгой. Не исключено, что и Ролан Барт нет-нет да и заглянул пару раз в какую-нибудь из монографий знаменитого японского профессора. Благо в Европе и в Америке Судзуки издавали много: и до войны, когда к Дзэн присматривалась философская элита, и после, когда Дзэн вошел в студенческий джентльменский набор вместе с ЛСД, Сартром и цитатником Мао.

Удивительно, но факт: при всем различии темпераментов и культурного background"а Барт и Судзуки пользуются одними и теми же приемами. Барт не пишет о путях просветления, живописи или, скажем, фольклоре. Как некогда он писал об американских фаст-фудах и французской моде, так и здесь говорит чаще о мелочах: палочках для еды, игровых автоматах, магазинах писчебумажных принадлежностей, вокзалах и мебели. Так же и Судзуки не спешит пускаться в отвлеченности (что, впрочем, противоречило бы практике Дзэн). Здесь в отличие от других его сочинений о дзэн-буддизме Судзуки обстоятельно описывает бытовую сторону дзэнского образа жизни: убранство чайной комнаты, технику владения мечом, звон храмовых колоколов и даже дневную траекторию полетов белой бабочки. Однако главная общность Барта и Судзуки в другом - в их намерении через предметность реконструировать и отлить в удобоваримые формулы японскую национальную ментальность. А национальную ментальность оба они, в свою очередь, возводят к Дзэн. Вот, например, как Барт объясняет любовь японцев к упакованным сверткам: "Богатство вещи и глубина ее смысла основаны лишь на трех составляющих, требуемых от всех производимых объектов: они должны быть четкими, подвижными и пустыми". А вот как Судзуки пишет о чайной церемонии: "Пускай слово "пустота" может звучать слишком абстрактно для любителей чая, прихлебывающего напиток зеленоватого цвета из сработанной вручную чаши, пустота, в сущности, не менее конкретна, чем сама реальность".

Впрочем, даже и не это единомыслие поражает больше всего при последовательном (а лучше - параллельном) чтении Барта и Судзуки. Его можно было бы - по старой мыслительной привычке - списать на адекватность интерпретации предмету. Впечатляет другое: как Ролан Барт, уставший от биномов западного сознания, устремляется (вопреки обету безразличия) в пучину дзэнской пустотности знака, так и Дайсэцу Судзуки перенимает у западной философской традиции ее многословия и околичности. Ведь если верить тому, что Дзэн - "это способность постигать жизнь из нее самой, а не извне", то получается, что нам, узнающим о Дзэн из вторых (третьих?) рук, никогда его не понять. Тогда зачем, спрашивается, читать?