Петр Резвых Татьяна Горичева, Николай Иванов, Даниэль Орлов, Александр Секацкий. Ужас реального. - СПб.: Алетейя, 2003, 288 с.
У видев на обложке имена четырех авторов, иной читатель может, грешным делом, подумать, что перед ним очередной коллективный труд, выполненный при поддержке какого-нибудь там научного фонда. То есть нечто академически-добротное, но слегка скучноватое. Однако издательство "Алетейя" уже в аннотации спешит заверить, что на сей раз дело обстоит совершенно иначе: "Живая беседа рассматривается авторами как антитеза перепроизводству письменных текстов, ставших едва ли не единственным способом репрезентации слова в современной культуре, и одновременно как традиционный путь самой философии, всегда сопротивлявшейся монологичности". Итак, перед нами не трактат и не монография, а цикл бесед. Темы самые разные. Одни - из разряда "горячих": глобализм, экстремизм, террор, наркотики. Другие - из тех, что числятся "вечными": об ужасе, о судьбе и, конечно, о русской идее. Иной раз возьмутся толковать о Левинасе или Хайдеггере. А то и вовсе о братьях наших меньших. Словом, на любой вкус.
Очевидно, по замыслу предполагалось, что непринужденный, но оттого не менее глубокомысленный приватный разговор поможет участникам достичь свободного полета мысли, не скованного академическими рамками, и заговорить наконец о самом главном и на самом что ни на есть подлинном языке. Но тут-то участники проекта и угодили в ловушку. Горичева, Иванов, Орлов и Секацкий явно поспешили объявить создателями книги самих себя. Потому что подлинным автором замечательного текста под названием "Ужас реального" является тот, кто его в действительности написал. Точнее - записал. Речь собеседников полностью подчинил себе абсолютный господин. Господин Диктофон.
Кинорежиссер Орсон Уэллс как-то признался, что не верит в возможность достоверного изображения на экране двух вещей - молитвы и полового акта. Видя актера, играющего в подобных сценах, невозможно забыть о десятках людей, присутствующих за кадром и влияющих на происходящее - осветителях, операторах, гримерах, режиссере┘ Публичная имитация интимности всегда неубедительна. Читая "Ужас реального", вновь и вновь задумываешься о том, не следует ли распространить это соображение и на акт философствования. Незримое присутствие диктофона ощущается здесь в каждой фразе. Загипнотизированные им, как кролики взглядом удава, участники разговора все как один устремлены в его сторону и обращают к нему длинные речи, в которых называют друг друга по имени и в третьем лице. На протяжении десяти встреч ни один из собеседников не обращается к другому с вопросом, а слово "ты" звучит всего один раз (его произносит Александр Секацкий, возражая Даниэлю Орлову насчет того, следует ли считать алкоголика субъектом). Все происходит, как на гала-концерте. Солируют поочередно, но каждый, сославшись для порядку на прочих, говорит только о себе и о своем. Диалог между ними отсутствует.
Зато с самим господином Диктофоном у говорящих складываются очень разные отношения. Татьяна Горичева отваживается с ним кокетничать, сообщая будто бы невзначай, между делом, трогательные подробности своей частной жизни: "Когда я, будучи еще студенткой, написала свое первое письмо Хайдеггеру, то начала его в точности с такого вопроса: что вы делаете, когда бытие ускользает от вас?"┘ - "Единственный, кто мне однажды признался, что ощущает ужасность человеческого бытия, был крупнейший богослов Ханс Урс фон Бальтазар"┘ - "Когда я бывала в Афинах, то всегда ходила в Акрополь┘" Александр Секацкий как бы демонстративно смотрит сквозь него - так делают на приемах кинозвезды, глядя сквозь фотографа, которому позволяют себя снимать. Николай Иванов и Даниэль Орлов, напротив, то и дело косятся в его сторону, исполняя свои хорошо подготовленные экспромты.
Только господин Диктофон молчит. Но от него ничего не ускользает.
