Игорь Шевелев Умберто Эко. Поэтики Джойса. Пер. с итал. и прочих А.Коваля. - СПб.: Симпозиум, 2003, 496 с.
"Симпозиум" продолжает свою практику "коврового издания" избранных им авторов. Вслед за "большим" Умберто Эко, включающим четыре его романа, пополняется библиотека Эко "маленького", куда входят работы по семиотике, филологии, культурологии, этике и т.п.
Предлагаемая работа - это не только малый, но и ранний Умберто Эко. Она написана в 1966 году, когда ни о каком романе "Имя Розы" и речи не было. И автору не надо было разрываться между писательской и ученой карьерами.
Умберто Эко исследует "писательский космос" Джойса, его движение от схоластического порядка к расширяющейся языковой Вселенной. Он привлекает столь разные источники мировоззрения Джойса как схоластика Фомы Аквинского, реализм пьес Ибсена и декадентский символизм, говоря о развитии "полярности и напряжения, так и не нашедшего себе удовлетворения".
Для нас же кроме прочего интересен автопортрет Эко как будущего писателя, тем более откровенный, что ни о какой писательской карьере он еще не помышлял. Учитывая любовь Эко-писателя к Средним векам, знаковым звучит его согласие с Генри Миллером, обозвавшим Джойса потомком средневекового эрудита с поповской кровью и моралью анахорета, включая "весь онанизменный механизм, предполагаемый такой жизнью". Да, таких анахоретов в будущем творчестве Эко более чем достаточно.
Критика прозаика это как проза поэта - двоящийся взгляд на самого себя, из себя же и исходящий. "Чтобы писать стихи о любви, не надо быть влюбленным: художник пишет трагедии, в которых не занят", - сказал юный Джойс брату.
Задача Джеймса Джойса, как видит ее Умберто Эко, это создание совершенного механизма, который будет самодостаточным. Роман, который одновременно замкнутый лингвистический универсум и слепок лица автора.
Из тщательной книги Эко можно узнать множество сведений. От того, что первая большая работа самого Эко была посвящена эстетике Фомы Аквинского, до профессионального признания Карлом-Густавом Юнгом дискурса романа "Улисс" шизофреническим монологом, напоминающим по структуре ленточного червя. Но, странное дело, обычный шизофреник разрушает самого себя, а Джойсу удалось сделать это с классическим образом мира.
Однако тайное наше притяжение к данной книге Эко основано на желании вычитать нечто из "Поминок по Финнегану" Джойса (или из "Финнеганова помина", как переведен здесь "Finnegans Wake"). Издать всего Умберто Эко не фокус. Вот издать всего Джойса остается неразрешимой задачей.
Пушкин говорил, что свобода слова в России начнется с издания Ивана Баркова, многие говорили, что новая Россия возникнет с напечатания всего Солженицына. Теперь возникла умственная непроходимость в связи с непереводом последнего романа Джеймса Джойса, этого, как пишет Эко, самого ужасающего документа "из всех нам известных по своей формальной зыбкости и семантической двусмысленности".
Никто же не знает, из-за чего у нас жизнь не получается. Может, как раз из-за отсутствия перевода Джойса. Эко передает простейшую схему этого сновидного романа и по мере возможности толкует его аллюзии, философские основы, влияния и общее стремление автора проникнуться "единым умственным языком" и рассказать на нем свою историю самого этого языка. В итоге возникает перетасованный космос каламбуров, циклов и метаморфоз.
Приятно, что анализ текста не обходится без цитирования его, а стало быть, и перевода. Для одной первой фразы предлагается три эквивалента. Сразу понимаешь, что идеальный вариант чтения ее - это бесконечный перевод ее с космически-джойсовского на родной, меандертальский.
Вскоре любопытство удовлетворяется вполне плюс профессорские комментарии. Идеальная бессонница идеального читателя по "Финнеганову помину" почти излечивается. Действие книги происходит во сне языка, и нужен не перевод ее, а рикошет.
При этом сам язык не дремлет: написанное через треть века после романа Джойса исследование переведено на русский спустя столько же, но за столько же до грядущего романа самого Эко, в котором станет наконец ясно, кто убийца.
Иначе говоря, рецензируемая книга заразительна передаваемым ею "ирландским безумием", и это, видимо, и есть лучшая ее оценка. Какая же, однако, чума - этот "Finnegans Wake"! Недаром осенью 1939 года Джойс предлагал отвязаться от Польши и приняться за его труд. Небось предполагал, что вместо Второй мировой войны в этом случае сразу произойдет конец света.
