Петр Резвых Жорж Батай. Проклятая доля. / Пер с фр. Б.Скуратова, П.Хицкого. - М.: Гнозис-Логос, 2003, 208 с.
Всякий, кто хоть немного знаком с творчеством Жоржа Батая, знает: ничему так не противился его бунтарский темперамент, как требованию соблюдения дисциплинарных границ. Совершаемые им опустошительные набеги в разнообразные области знания давали жизнь причудливым теориям, чья поэтическая смелость вдохновляла дилетантов и отталкивала специалистов. И если философским и литературоведческим опытам Батая эта неуемность придает особую притягательность, побуждая видеть в них гениальные наброски грядущего великого синтеза, то его попытки произвести радикальный переворот в социальных науках производят скорее впечатление курьеза с некоторым оттенком скандала. Впрочем, такой эффект вполне соответствует намерениям автора. Движимый стремлением к пределам возможного, Батай имел свои основания полагать, что явная несуразица иногда может раскрыть глубины, недоступные здравому смыслу. В этом он всегда был верен себе. Батай-ученый, порой с жаром отстаивающий совершенно фантасмагорические тезисы и не боящийся показаться при этом смешным, напоминает Дон Кихота, который при всей своей нелепости вызывает скорее симпатию, чем неприязнь.
Перевод "Проклятой доли", главного сочинения Батая по общей экономике, впервые раскрывает русскому читателю это странное обаяние его научной прозы. В экономической теории Батая все поставлено с ног на голову. Подлинный смысл экономических процессов он видит не в производстве и накоплении, даже не в потреблении, но в расточении и трате. В обоснование этой неожиданной идеи Батай ссылается на необходимость рассматривать экономику как продолжение природы. Все живое во Вселенной получает больше энергии, чем необходимо для роста, а потому для сохранения жизни необходимо время от времени непроизводительно растрачивать избыток. Именно трата, а не накопление, образует последнюю цель производства. Поэтому корни экономики лежат в сакральном, а ее истинную сущность выражают человеческие жертвоприношения и потлач (обряд торжественного уничтожения богатств).
Батай не скупится на исторические и этнографические экскурсы, чтобы показать узость привычного для нас представления о том, что целью производства является приумножение богатства. Оно, по мысли Батая, является позднейшим изобретением, сомнительная честь которого принадлежит главным образом Кальвину. В рожденном им буржуазном мире производство отдалилось от своих священных истоков и стало автономным. Однако тем самым оно стало резервуаром, где накапливается нерастрачиваемый избыток. Вот почему общество накопления и потребления чревато взрывом. Так Батай незаметно переходит от роли ученого к роли пророка.
Положение обязывает. В последних главах книги, написанной в 1949 году, Батай пытается приложить теорию, столь эффектно изложенную им в общей форме, к послевоенным политическим реалиям и различить с ее помощью очертания близкого будущего. И здесь поражает не столько безмерная наивность его убеждения, что "советский коммунизм решительно закрыт для принципа непроизводительной траты", сколько его трогательный энтузиазм по поводу Плана Маршалла, который якобы свидетельствует о способности американской экономики "посвятить значительную часть избытка повышению жизненного уровня в мировом масштабе", так что "движение экономии даст приросту энергии иной выход помимо военного, а человечество будет спокойно продвигаться к общему разрешению своих проблем". Бедный Батай! Даже он не мог предположить, на какой грандиозный потлач окажется способен Советский Союз всего через каких-нибудь сорок с небольшим лет!
