"Opium" для народа

Ароматы и запахи в культуре. Книга I. Книга II. Сост. Ольга Вайнштейн. - М.: Новое литературное обозрение, 2003, 608 с., 664 с.

Наука, которой посвящены эти две книги, должна была бы называться ароматологией. "Это и необозримое (вернее, "незанюханное"!) поле материалов, и новое пространство для размышления", - так рекомендует читателям новую гуманитарную дисциплину идейный вдохновитель и составитель "Ароматов и запахов в культуре" Ольга Вайнштейн. Сама Ольга Вайнштейн предпочитает называть эту науку "исторической ароматикой" или "грамматикой ароматов".

Как назвать - это дело вкуса. Да и все в ароматологии - дело вкуса: и предмет исследований, и методология, и стиль изложения. Хочешь - пиши о благовониях Древней Греции. Хочешь - изучай, как пахло дерьмо в средневековой Европе. Хочешь - описывай гигиенические причуды французских королей. Или трудись над историей парфюмерного дела в современной Европе. Или создавай теорию обоняния. Или составляй периодическую таблицу запахов. Да мало ли какие еще сюжеты учует ваша культурологическая интуиция: пифагорейская диета, запахи в усадьбе, ольфакторная коммуникация в контексте русской истории, семантика ароматов в романах Достоевского и пр. и пр. Все традиционные гуманитарные сюжеты могут быть рассмотрены сквозь призму их пахучести.

Сборник тем и хорош, что здесь представлены самые разнообразные примеры ароматологических штудий, которых к настоящему времени поднакопилось уже немало, но о которых редко кто много слышал. Есть в сборнике работы отечественных авторов (филологов, социологов, историков науки), но преимущественно это фрагменты западных исследований, ибо французские, английские и американские гуманитарии особенно преуспели в ольфакторной антропологии. Что, в общем, и неудивительно: гигиеническая культура на Западе столь высока, что естественные запахи стали там предметом ностальгических воспоминаний и культурологических реконструкций. Человек постмодерна, впитавший кока-колу (этот самый ненатуральный из всех синтетических продуктов) с молоком матери, ольфакторно стерилен. Для него натуральный запах - это внутренний враг, предательски разглашающий страшные тайны телесности. Для него аромат - не истечение природного эфира, а ширма, скрывающая неприглядную органику за благоуханной завесой искусственного букета.

Историческая ароматика призвана напомнить нам, что так было не всегда. Запах считался выразителем сущности и ценился как таковой. Недаром в комедии Аристофана "Птицы" олимпийские боги так переполошились, когда к ним перестал поступать дым жертвоприношений. Приостановив распространение ароматов, хитроумные птицы добились смены политической власти. Пусть это всего лишь миф, и пусть философы всех времен и народов убеждают нас, что запах - всего лишь фантом, но почему-то фигура парфюмера, властелина запахов, даже в современном обществе все еще сохраняет свой магический ореол. Иначе чем объяснить бешеный успех романа Патрика Зюскинда "Парфюмер", где главный герой - существо, непоправимо отталкивающее, злой гений, маньяк, но при этом Моцарт ароматов, обладающий абсолютным обонянием и одержимый убийственной страстью к человеческому благоуханию? Притягательность этого жуткого образа можно объяснить только глубоко сидящей, подсознательной верой в то, что летучий и изменчивый эфир сообщает о своем носителе нечто сокровенное и непреходящее. И если повседневность убеждает нас в обратном, то да здравствуют ученые, которые рискнули довериться художественному чутью писателя!