Наталия Оосминская Ричард Сеннет. Падение публичного человека / Пер. с англ. - М.: Логос, 2003, 424 с.
Если год тому назад вы запоем читали "О процессе цивилизации" немецкого социолога Норберта Элиаса, то книга его американского коллеги Ричарда Сеннета также придется вам по душе. "Падение публичного человека" - аналогичный пример злободневной критики общества средствами исторической социологии: душевные язвы современного человека предстают как родовые травмы эпохи, в их генеалогической характерности.
Впрочем, этим схожесть книг Сеннета и Элиаса ограничивается. Тема Сеннета даже более широкая, чем процесс цивилизации: соотношение публичной и приватной сферы в западном обществе XVIII-XX веков. И метод его изощреннее. Сеннет работает на стыке исторической антропологии, социологии, психологии, истории философии. Неизменным наглядным материалом Сеннету служат примеры из области архитектуры, литературы, театра и моды - лакомые кусочки для любителей исторических анекдотов.
Все это соцветие гуманитарных наук работает на главную идею Сеннета - показать, что такое идеал публичной жизни и насколько он извращен в современном мире. Для Сеннета образцом равновесия публичного и частного служит столичная жизнь "старого режима" - Париж и Лондон середины XVIII века. Сеннет приводит множество захватывающих в своей обыденной убедительности примеров того, как люди той поры дорожили внешними признаками социальной иерархии - в одежде, в жестикуляции, в речевых клише. Показывает, как публичная сторона жизни завоевывала физическое пространство: как ширились городские парки, строились площади, входили в моду кафе. Особое внимание Сеннет проявляет к манере общения: в какой мере выражение чувств подчинялось общим правилам ритуала и театрального действия.
Вообще аналогия между театром и обществом является ключевой формулой, по которой Сеннет исчисляет коэффициент публичности в том или ином социуме. Если между реальным переживанием и выражением стоит экспрессивная форма (рассказчик подгонят свое повествование под определенный набор экспрессивных образов), то перед нами поведение публичной персоны. Если же человек просто излагает цепь событий и свои чувства, то он претендует на интимное сопереживание, он индивидуалист. В первом случае мы имеем дело с человеком-актером, ориентированным на социальную связь. Во втором случае - с частным лицом, погруженным в мир собственных переживаний. Именно эту модель поведения практикуют жители современных мегаполисов.
После глубинного погружения в столичную жизнь XVIII, XIX и ХХ веков, наступает наконец пора демарша против современности. По большому счету все предыдущие зарисовки служили затянувшейся увертюрой к центральной идее Сеннета - показать, что в современном обществе (американском по преимуществу) произошла роковая гипертрофия самости: люди стремятся к душевному комфорту там, где должны действовать социальный закон и социальный принцип. Везде и всюду ищут удовлетворения внутренних склонностей. От любви ждут взаимопонимания без взаимных обязанностей, в работе видят средство самореализации без служения, от политиков требуют личной порядочности, а не поддержания законного порядка. В результате общество вступает в фазу декаданса: неудовлетворенные (они и не могут быть удовлетворены!) нарциссические потребности приводят индивида в состояние депрессии, надличностные смыслы начинают чахнуть, и благо общества оказывается в небрежении. Недаром Сеннет начинает свою книгу с банального уподобления современной западной цивилизации Древнему Риму эпохи упадка. Тогда идеал res publica постепенно сменился идеалом личностного комфорта. Все знают, к чему это привело.
Вывод, который делает Сеннет, под стать зачину его книги, тоже пропитан риторикой древних римлян: "Город должен стать форумом, где возможно общение и единение с другими людьми без необходимости сближения на личном уровне". Только так, подчинив свою волю внешнему правилу, можно достигнуть политического могущества. В чем, видимо, и заключается, по Сеннету, кредо цивилизации.
