София в плену у хаоса

Михаил Вайскопф. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. - М.: РГГУ, 2002. 686 с.

Возникшая еще в начале ХХ века традиция изучения Гоголя как религиозного писателя оказалась так актуальна в последнее, столь подверженное всевозможным эзотерическими веяниям десятилетие, и вышедшая в конце 1993 года в своей первой редакции книжка М.Вайскопфа "Сюжет Гоголя" вызвала новый всплеск исследовательского интереса к мистической составляющей творчества писателя. В новом издании своей книги Вайскопф постарался максимально учесть недавние работы. Это прежде всего книга С.Гончарова "Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте". Особого признания автора заслуживает также сборник статей И.Виницкого "Нечто о привидениях. Истории о русской литературной мифологии ХIХ века", где прослеживается зависимость фигуры гоголевского "Ревизора" от воплощающего карающую совесть и страх смерти героя "Тоски по Отчизне" Юнга-Штиллинга.

Новый извод книги дает гораздо большее представление о том, насколько гностицизм известного немецкого мистика оказался созвучен николаевской эпохе, с характерным для нее страхом перед надвигающимся концом мира и Страшным судом. Однако историческая концепция эпохи Николая I не претерпела сколь-либо существенных изменений. Принимая во внимание вышедший в 2000 году сборник документов и трудов историков "Николай Первый и его время", Вайскопф находит новые аргументы в пользу того, что официальная доктрина о великой миссии России, призванной принять на вооружение все лучшие достижения Запада и согласить его распри с Востоком, находит благоприятную почву в среде мыслителей, писателей и публицистов. Между тем автору в высшей степени чужд взвешенно-лояльный подход к эпохе Николая I, характерный для большинства современных историков. Внутреннюю политику царя он называет "амальгамой самодержавия, отечественного благонравия и импортного консерватизма", а внешнюю - "мечтательным нарциссизмом".

Несравненно большее внимание уделяется воздействию на эстетику Гоголя пантеистической философии Шеллинга и учения о прекрасном и возвышенном Канта. Объясняя появление тех или иных мотивов в творчестве Гоголя влиянием немецких романтиков Гофмана и Тика, он в то же время показывает, как стилистика самого Гоголя со временем стала влиять на характер их русских переводов.

Ученый впервые обращается к своеобразной космогонии русского романтизма, что позволяет зримо представить его дуалистическую природу: "┘Само небо словно расслаивалось на две зоны. Нижняя, звездно-планетарная, была обиталищем сатанинской, жестокой или хотя бы амбивалентной, Судьбы; верхняя - бесплотным и светозарным царством Спасителя┘ Там, над нижними земными небесами, обретается и предвечная искомая мудрость, там ее подлинное отечество, зовущее к себе". В параллель с изменением сюжетной тематики (от воспевающих соединение красоты и мысли отвлеченных мифологем - к ориентации на соединение мечты и существенности) меняется и сама система жанров: на смену высокой поэзии приходит воплощенная в прозе поэзия жизни.

Вайскопф демонстрирует безукоризненное знание первоисточников, исторических реалий и владение теософской терминологией (определение церковного апофатизма есть далеко не в каждом словаре).

Последовательно рассматривая композиционное строение гоголевского сюжета, автор привлекает огромное количество разноплановых ассоциаций и методов (от культурно-исторического плана до интертекстуальных и структуралистских). Каждая глава может служить темой отдельного исследования.

Так что, думается, содержание книги уже вышло за рамки заявленной в заглавии темы и претендует на всеохватывающее исследование всего русского романтизма в целом. Позволим себе довольно смелое предположение, что в дальнейшем в нем будут более подробно рассмотрены некоторые аспекты, касающиеся духовной атмосферы александровской эпохи (влияние на мистицизм того времени еврейской каббалы и русских фольклорных элементов, неоплатонической традиции).