"Интеллигенция - это слой, который предохраняет
от хамства".
Станислав Ежи Лец
Некоторое время тому назад в целом ряде изданий почти одновременно появилась серия статей об интеллигенции, ее роли и значении в современном обществе и отношении с властью. Просматривая эти статьи, можно было убедиться в том, что чаще всего в ряду "старых интеллигентов", берущих на себя право говорить от имени этого "социального слоя", оказываются Новодворская, Михалков, Явлинский, некоторые журналисты и писатели (в частности, Битов и Рубинштейн). Как всегда, во все времена, круг этот неширок.
Так что же такое интеллигенция? Имеют ли вышеупомянутые люди и им подобные право говорить от ее имени? Отчасти ответ на этот вопрос можно найти в "стихах" Рубинштейна: "Поев говна, как меда..." или в интеллигентных выражениях Битова: "Идущие вместе - задроченные онанисты. У них на все встает". Но только отчасти...
Ни в одной из вышедших недавно статей не было необходимого ответа на поставленный выше вопрос. И в поисках этого ответа хотелось бы обратиться не к политикам, актерам или бездарным любителям мата и современных окололитературных экзерсисов, а к человеку, которого называли "совестью нации" и "последним русским интеллигентом", - Д.С. Лихачеву. Послушаем его. "Интеллигент, - пишет Д.С. Лихачев, - это человек, обладающий умственной порядочностью. Меня лично смущает распространенное выражение "творческая интеллигенция", - точно какая-то часть интеллигенции вообще может быть "нетворческой". Все интеллигенты в той или иной мере "творят", а с другой стороны, человек пишущий, преподающий, творящий произведения искусства, но делающий это по заказу, по заданию в духе требований партии, государства или какого-либо заказчика с "идеологическим уклоном", с моей точки зрения, никак не интеллигент, а наемник".
"Основной принцип интеллигентности, - продолжает Лихачев, - интеллектуальная свобода - свобода как нравственная категория... Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка. Если он меняет убеждения по соображениям выгодности - это высшая безнравственность. Совесть не только ангел-хранитель человеческой чести - это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной..."
Основываясь только на том, что сказано Лихачевым выше, можно с уверенностью утверждать, что ни один из тех, кто говорит в наши дни от имени интеллигенции, не имеет права этого делать. Современные защитники интеллигенции, никогда не задававшиеся вопросом собственно об определении понятия "интеллигенция", чисто по-советски сводят это понятие к профессии умственного труда. Пишет в газетке - значит интеллигент. Рассуждает обо всем и ни о чем с экрана или по радио - интеллигент. Играет на десяти сценах сразу в сомнительных спектаклях - интеллигент. А уж если когда-то хоть раз вызвали в участок и пригрозили - интеллигент навсегда плюс нонконформист и борец с ненавистным режимом.
В советское время вся интеллигенция вздыхала о том, как плохо и несвободно мы живем, и намекала на то, что вот как только удастся освободиться - вот тут-то мы и развернем крылья, и воспарим, и всем покажем. И вот свобода наступила. Свобода гораздо большая, чем на Западе. И что изменилось? Что дала интеллигенция в дни и годы свободы? Раньше писали матом на заборах - теперь в интернете, книгах и газетах. Раньше ругали власть на кухнях - теперь на экране. Кухонная болтовня ни о чем перетекла в журналы и на экраны, оставаясь при этом тем самым "ничем". Раньше было плохо и несвободно, и "несвободные" люди создали "Доктора Живаго", "Реквием", "Бабий Яр", "Мастера и Маргариту", фильмы "Андрей Рублев", "Старший сын", спектакль "Последние" и сотни других шедевров. Теперь свобода - и мы обогатились рассуждениями Битова ("...русский человек - это преждевременный, предварительный человек. Заготовка. Единственное ее (России) национальное богатство - муки совести. Русский человек всегда как бы не до конца родился" и т.д.), наркотическим бредом Пелевина, порнографией Сорокина, матерной галиматьей Ерофеева, "модным режиссером" Серебренниковым, спектаклем с безногой Анной Карениной, фильмами "Брат-2", "Особенности национальной охоты", михалковскими фильмами о России, существующей только в его воображении, Куликом и Бренером с их перформансами (про эстраду умолчим).
Все это свидетельствует не о том, что "время такое" (неужели раньше оно было лучше?), и не о том, что "нужно жить и зарабатывать" - если раньше жили на копейки и творили, то и сейчас ничто не мешает жить на них и творить. На самом деле просто сказать оказалось нечего. Часть "интеллигенции" немедленно использовала свободу только для того, чтобы смыться за границу за деньгами. Другая часть до сих пор настойчиво ищет эту несвободу везде и во всем и обвиняет во всех своих грехах власть, потому что нужно же как-то, хоть чем-то оправдывать свою творческую и человеческую несостоятельность, которая теперь стала совершенно очевидна.
Современной "интеллигенции" очень жаль, до слез жаль, что кончилось то благодатное время, когда можно было смело чесать языком на кухне, чувствуя себя героем, переснимать при красном свете в ванной запрещенные стихи и мужественно не ходить на демонстрации. Жизнь осмыслялась и оправдывалась пафосом борьбы, нонконформизмом, причастностью к тайным орденам Слушающих Окуджаву, Высоцкого, Галича и "Голос Америки", Читающих Между Строк "Правду", Размножающих Самиздат и Рассуждающих О Свободе. Взойти на Голгофу решались очень немногие (в 1968 году в знак протеста против ввода танков СССР в Чехословакию у Лобного места стояло всего несколько человек) - большинство толпилось у ее подножия и героически молчало, когда остальные кричали "распни", а потом с гневом протестовало на кухнях.
И вдруг вся кухонная благодать разом кончилась, весь самиздат горами вывалился на прилавки, журналисты с "Голоса Америки" и "Свободы" перебрались на российские каналы, власть повернулась лицом к народу, все разом заорали свое безо всякого складу и ладу, и героически молчать стало нельзя - никто больше за общим гвалтом не обращал внимания. Теперь нужно было говорить - но сказать оказалось нечего. И "интеллигенция" очень быстро разделилась. Одни, признав, что звание "интеллигенции" им никогда не принадлежало, занялись делом, начали реализовываться не в болтовне и питье дешевого портвейна, а в том, на что они реально были способны. А другие все никак не могут избавиться от инфантилизма. Пафос остался, борьба с властью стала профессией (другой же профессии приобрести так и не удалось), бездарными стишками и статейками против власти никого не удивишь, тем более что власть часто сама опережает ожидания. Что остается?
Как Новодворская, в полемическом запале оправдывать любых предателей и убийц, становясь с ними в один ряд и любого мерзавца объявляя "борцом с режимом". Либо, как дирекция Центра имени Сахарова - последнего островка "независимости", "свободы", "нонконформизма", пускать к себе самых отъявленных негодяев, "борцов с религиозным засильем", объявивших себя "художниками" и развешивающих сосиски на распятии. Все это вполне по-интеллигентски прикрывается именем Сахарова. (Где вы, Елена Георгиевна Боннэр? В далеком Бостоне она. Не дает ответа.)
Одни оправдывают предателей и убийц, другие едят кал вместо меда, третьи оплевывают Россию в газетах, четвертые сидят за границей и охают. Все вместе переживают о "свободе слова" в России (но пишут лишь то, что прикажет заказчик). И в целом все это называется "интеллигенцией". И глядя на "это", окончательно понимаешь, что последним русским интеллигентом был, безусловно, Лихачев.