Карл Левит. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. Маркс и Кьеркегор. - СПб.: Владимир Даль, 2002, 672 с.
КАРЛ ЛЕВИТ (1897-1973) - один из крупнейших представителей немецкой философии в ХХ веке. Он учился во Фрайбурге у Эдмунда Гуссерля и после защиты кандидатской диссертации в Мюнхене последовал за своим идейным наставником Мартином Хайдеггером в Марбург. С 1934 по 1951 год находился в эмиграции: сначала жил в Италии, потом в Японии и США. В эмиграции он и написал свой основополагающий труд: первое издание "От Гегеля к Ницше" вышло в 1939-м, второе - в 1949-м. В 1952 году вернулся в Германию и стал профессором Гейдельбергского университета.
Какие задачи ставил перед собой Левит в своем знаменитом произведении? В противовес "академической поддержке" системы Гегеля и постоянному искажению сочинений Ницше Левит предлагает "истинную реконструкцию эпохи от Гегеля до Ницше, "описание" истории философии XIX века в горизонте современности". При этом он исходил из новозаветной истины "По плодам узнаете их": "Только ХХ век сделал ясным и понятным то, что на самом деле произошло в веке XIX". Левит взялся продемонстрировать поворотный пункт от гегелевской программы завершения философии к ницшевскому новому началу, фактически - поворот от философской классики к постклассическим ходам мышления. Последние представлены, согласно автору, равным образом Марксом и Кьеркегором с современным им Ницше.
Левит поясняет, почему именно Гегель стал отправной точкой для последующего развития философии: это случилось вследствие учиненного им грандиозного умственного скандала. Таковым стал последовательно проведенный Гегелем тезис о конце истории. Что до философии, то таким завершением является система самого Гегеля. Но гегелевское завершение имеет двоякий смысл - это одновременно исполнение и окончание. Данная с виду консервативная концепция имела и свою взрывную сторону: "С "мужеством познания" закрыв одну эпоху, длившуюся две с половиной тысячи лет, Гегель именно благодаря этому открыл какую-то новую, действительно завершив историю христианского Логоса". Сказанное относится и к "Философии права", где мыслитель объявил прусскую монархию венцом политического прогресса; то же самое верно и относительно христианства. Именно поэтому с ними нужно примириться. Но он понимал, что в прежней своей колее мир обречен на безнадежное повторение пройденного, чего пожелать миру Гегель не мог. Поэтому систему Гегеля можно назвать философской эсхатологией, фиксирующей конец "старого эона", прекращение времени прежней истории и наступление "нового эона" и нового времени. От них лично Гегель ничего хорошего не ждал.
Дальше начинается самое интересное: Левит переходит к прямым ученикам и косвенным последователям Гегеля. Приблизительно в 1840 году, указывает автор, гегелевский проект примирения разума с верой и христианства с государством, осуществлявшийся ранее в стихии философии, пришел к концу. Для Маркса сведение счетов с гегелевской философией оказывается разрывом с философией государства, для Кьеркегора - с философией религии. "Ясно сознавая полное завершение христианской философии Гегеля, Фейербах и Руге, Штирнер и Бауэр, Кьеркегор и Маркс действительным наследием гегелевской философии объявляли "изменение", которое отрицает существующее государство и существующее христианство". Аналогичные интеллектуальные процедуры младогегельянцы применили и к другим основополагающим проблемам - гражданского общества, труда, образования, гуманизма: во всех этих областях они манифестировали свое истребительное "изменение".
Необычным кажется для читателя то, что академический мыслитель, далекий от конкретной политической практики, неукоснительно подчеркивает вклад Карла Маркса в очерченные духовные трансформации. Причем в отличие от теоретиков, которые дедуцировали марксизм исходя из состояния философии в ХХ веке (Георг Лукач, Карл Корш, Макс Хоркхаймер), Левит его индуцировал, опираясь на выверенную философскую конкретику XIX-XX вв. Вот почему в его труде можно найти вообще-то немыслимые для университетского человека позитивные ссылки не только на Маркса и Лукача, но на Ленина и Луначарского. Была ли эта духовная оптика простым продуктом поздних грозовых 30-х? Или чем-то большим?
Напротив, освещение Левитом другой центральной для его исследования фигуры - Фридриха Ницше - на сегодняшний вкус представляется немного тусклым. Ницше интерпретируется Левитом как "философ нашего времени и как философ вечности". Собственно, к главному для Левита сюжету "движения от" Ницше имеет косвенное отношение: у изголовья его философии стол не Гегель, а Шопенгауэр с Вагнером. Правда, через фейербахианца Вагнера кое-какое влияние Гегеля на Ницше можно все-таки предположить. Ницше также выступил в качестве критика книги Штрауса "Старая и новая вера". Понятие "сверхчеловека" в философски определенном смысле впервые появляется в лексиконе, характерном для окружения Штирнера. Вот и все. И тем не менее именно Ницше был тем, кто эмфатически подхватил обозначенную самим Гегелем проблематику "смерти Бога".
То, о чем шла речь выше, - это по определению сущности. Теперь - об околичностях. Они связаны с издательской презентацией "русского Левита". Во-первых, чрезвычайно надуманным представляется появление книги с обрисованным содержанием в рамках серии "Мировая Ницшеана". Во-вторых, сбивают с толку основные фигуранты, стоящие за изданием Левита: Санкт-Петербургский университет МВД России и Фонд поддержки науки и образования в области правоохранительной деятельности "Университет". Дух дышит, где хочет? В-третьих, обращает на себя внимание отсутствие в издании научного аппарата, за вычетом подготовленного Левитом: уж именной и предметный указатели ницшеанцы из МВД могли бы подготовить. Или нет?