Игорь Ефременков Жан-Франсуа Лиотар. Феноменология. - СПб.: Алетейя, 2001, 160 с.
"Фактически речь не идет о том, чтобы знать, воспринимаем ли мы реальность таковой, какова она есть┘ поскольку реальность в точности такова, какой мы ее воспринимаем".
Жан-Франсуа Лиотар
КНИГА знаменитого впоследствии автора "Состояния постмодерна" Жан-Франсуа Лиотара, тогда еще совсем молодого и начинающего, была написана в 1954 году. Лиотар здесь пока только осторожно пробует свои силы, выбирая для этого - в порядке эксперимента - модную в те времена в среде французских интеллектуалов феноменологию. За плечами у тогдашнего Лиотара классика французской феноменологии: сартровское "Бытие и ничто" и "Феноменология восприятия" Мерло-Понти, изданные десятилетием ранее. Не претендуя на подобное развитие гуссерлевой проблематики, Лиотар в этой небольшой книжке припадает к самим истокам, то есть к феноменологии самого Гуссерля. И хотя впоследствии автор, которого ждет слава одного из зачинателей постмодернизма, отойдет от феноменологии, здесь он излагает Гуссерля с почти школярским прилежанием. Собственно же критический запал, столь свойственный Лиотару в дальнейшем, здесь сведен к минимуму.
"Феноменологию" отличает редкий для современных французов лапидарный стиль при весьма плотном и насыщенном смыслом изложении - ничего лишнего. Материал подается здесь очень компактно и максимально структурировано. Вообще же перед нами своеобразное "дерево каталогов" с перечислением всех соответствующих феноменологических "папок", каждая из которых, в свою очередь, отсылает к околофеноменологическим и смежным с феноменологией "файлам". Среди последних - психология, психопатология, социология, непростые отношения феноменологии с историей и даже тема "Гуссерль и Гегель". Для "чайников" эта книжка просто незаменима, она могла бы стать прекрасным введением в рафинированные медитации, отличающие данное философское направление. Специалист же сможет обогатить свою эрудицию многочисленными отсылками к работам французских феноменологов, психологов, социологов и представителей постфеноменологических школ.
Только вот обидно, что оценить эту книгу по достоинству читателю едва ли позволят два его извечных врага. Речь идет о - как бы это помягче выразиться? - несколько неадекватном переводе и странной редактуре. Результат получился прямо антифеноменологический: содержание не дано читателю непосредственно, - до него нужно доискиваться, изощряя собственную спекуляцию. Но, с другой стороны, поскольку смысл многих пассажей приходится усматривать интуитивно, то читателю все же предоставляется возможность попрактиковать феноменологическую технику. Целые абзацы приходится заключать в феноменологические скобки, без надежды когда-либо произвести чаемый Sinngebung - процедуру придания им смысла. "Смутный горизонт неопределенной реальности" - это выражение Гуссерля подходит здесь как нельзя лучше. И как же больно бьют по глазам все эти "опосредствования", "трансферты", "проекцируют" (такое слово-чемодан из "проецируют" и "проектируют"), "gestalten"ы", "сенсориальное поле" (это чтобы никто не подумал, что речь идет о всего лишь сенсорном поле), "совместе с" (не поделившие строчку "совместно" и "вместе с"). Глядя на последнее, усомнишься, а есть ли вообще у редактора в компьютере столь полезная в таких случаях клавиша "delete"? А вот уже ошибки посерьезнее, способные сбить с толку неискушенного читателя. Тот, например, пожалуй, и впрямь еще поверит, что "┘в критике чистого (выделено мной. - И.Е.) разума┘ интеграция реального морального опыта с условиями a priori чистой моральности остается невозможной". И что в движении гегелевской системы непосредственное вовсе не "снимается", как кто-нибудь мог бы подумать, а прямо-таки "игнорируется". Можно было бы еще долго рассказывать и про то, что истекший момент сознания-времени, по Гуссерлю, дан в модусе "не более" (а на самом деле "более не"), и про то, что Гуссерль никогда не писал таких книг, как "Идеи феноменологии" и "Идея к чистой феноменологии", а совсем наоборот. Но, наверное, все и так уже более чем понятно: переводчик и редактор просто заключили пари на предмет того, кто из них эффективнее сможет угробить хорошую книжку. А в качестве жертвы выбрали опус ни в чем неповинного Лиотара. Трудно судить, кто победил. Зато, наверное, можно утверждать, что проиграли мы с вами.
