Американские шахматные истории

Льва Альбурта можно назвать миссионером шахмат в Америке.

Хотя любая аналогия – вещь довольно забавная, но один из способов понять, что мы делаем, пытаясь представить себе Вселенную, это вообразить, будто бы Бог играет в какую-то великую игру, такую, например, как шахматы. Ты не знаешь правил этой игры, но можешь изредка посматривать на доску... и по обрывкам информации восстанавливаешь законы, которым в своих движениях следуют фигуры.

Ричард Фейнман, лауреат Нобелевской премии по физике

Нью-Йорк – город контрастов, об этом мы знаем еще с далеких детских времен. У нас дома в Москве тоже, правда, не соскучишься, но все равно на противоположной стороне планеты все совсем по-иному.

Самая южная элитная оконечность Манхэттена, музей «Форбс», украшенный пламенным, истинно ленинским призывом: «Капиталисты всех стран, объединяйтесь!» Неподалеку мирно кружат по паркам и улицам «оккупанты Уолл-стрита», весело призывающие прохожих составить им компанию и прогуляться по городу вместе с ними. А в нескольких кварталах к северу – сотни яблочек, выложенных на прощание со Стивом Джобсом. «Хорошая работа – Good Job!..»

Еще немного на север вдоль Пятой авеню – и мы в Центральном парке. Здесь расположен волшебный уголок «дикой природы», окруженный со всех сторон высоченными небоскребами. А среди узеньких извилистых дорожек, среди велосипедистов, среди мам с колясочками, среди влюбленных (влюбленных не только друг в друга, но и в Большой город) проходят шахматные сражения, в которых принимают участие тысячи рыцарей черно-белых фигур. Маленьких и больших, беленьких, черненьких, всяких.

Строго говоря, шахматы в Америке спортом не считаются, но в них играют и их любят многие, особенно дети. А одним из первых миссионеров этого истинно российского интеллектуального движения можно по праву назвать нашего соотечественника, шахматного невозвращенца Льва Альбурта.

Как же эмигранту из СССР удалось поднять любовь к деревянным фигуркам в стране, в которой в шахматы после ухода Фишера почти перестали играть, более того, многие даже не догадывались об их существовании?

Думается, этот феномен приключился не только благодаря шахматной мощи и эрудиции экс-одессита, но и в силу самой личности гроссмейстера, его харизмы, доброжелательности, готовности помочь всем и каждому, его врожденному чувству юмора, ну и, безусловно, его литературному дару.

Ведь из-под пера Альбурта вышли десятки прекрасно написанных шахматных книг, кроме того, у него множество учеников, которым бесконечно приятно общение со своим шахматным наставником. При этом уроки шахмат берут у Льва не только талантливые дети, но и вполне состоявшиеся люди – бизнесмены, адвокаты, художники. С одними он занимается по телефону, другие, стремясь к более живому человеческому общению, могут даже присылать за ним вертолет.

А по вечерам Лев Альбурт любит заходить в «Русский самовар», послушать мелодичную музыку и встретиться с друзьями. Ехать от дома до «Самовара» минут десять, но сам гроссмейстер, как, впрочем, и большинство обитателей Манхэттена, ездит из-за проблем с парковкой исключительно на такси.

Началось все это в далеком 1979 году, когда из Германии – сразу же по окончании матча за звание лучшего шахматного клуба Европы между командами «Золинген» и «Буревестник» – пришло сообщение, что гроссмейстер Лев Альбурт решил не возвращаться на родину. Сообщение произвело в шахматных кругах эффект разорвавшейся бомбы. Главных вопросов, как всегда в подобных случаях, было два: «Как он решился на это?» и «Как будет жить дальше?»

Годы спустя – в элитном районе Манхэттена, сидя в небольшой уютной квартире, заставленной стеллажами с книгами, журналами и картинами, написанными его учениками, попивая чай с вкусностями, Лева попытался объяснить нам мотивы принятого им тогда решения.

– Понимаете, мне ужасно не нравилась сама система, подавлявшая едва ли не любую инициативу. Парадокс состоял в том, что лично на мне – и на моей шахматной деятельности – все это отражалось не слишком сильно. Однако многие друзья, едва завидев меня в городе после возвращения с очередного международного соревнования, искренне недоумевали: «Ты все еще здесь?» Ведь большинство из них мечтали свалить за бугор, но при попытке сделать это на пути любого из них выросла бы целая череда труднопреодолимых барьеров. Тогда как я, не имея к тому же в Одессе ни жены, ни детей, мог это сделать безо всяких хлопот. И, раз за разом возвращаясь из-за кордона, я словно бы оскорблял их в лучших чувствах, уподобляясь пресловутой «сволочи» из некогда знаменитого анекдота. «Сволочи», которая «может, но не хочет».

Не скажу, что этот достаточно иронично описанный мною моральный прессинг сыграл в принятом решении значительную роль, но и полностью списывать его со счетов также не стоит. Так или иначе, но свое решение остаться – хотя бы в стратегическом отношении – я вполне могу считать спонтанным. Улетая, я знал, что не вернусь из Германии в СССР, но совершенно не представлял, где именно пущу корни. В пользу Германии говорило мое неплохое знание немецкого языка, но очень скоро я понял, что единственным городом, в котором хотел бы жить, является Нью-Йорк.

– Лева, а переезжая в Штаты, рассчитывал ли ты стать трехкратным чемпионом страны и даже возглавить национальную олимпийскую сборную США, которая в те годы всерьез боролась с командами СССР и Англии за кубок Гамильтона-Рассела?!

– Нет, конечно, но я очень старался. Кстати, так уж сложилось, что и мои успехи в практической игре, и литературная и общественная деятельность, и занятия с учениками словно бы дополняли и поддерживали друг друга.

Да, пока существовал Советский Союз, я довольно активно занимался антисоветской деятельностью, в частности выступал на Радио «Свобода». А когда после турнира New York Open Гата Камский решил остаться в США, помог уже на следующее утро организовать его большое интервью в популярной телепрограмме Good morning, America!

У Альбурта множество учеников самого разного возраста.

Из тех времен у меня даже сохранилось несколько любопытных документов, например два маленьких ответных письма из штата Вермонт от Александра Солженицына, в которых Александр Исаевич сообщает, что не сможет принять участие в наших благотворительных акциях, поскольку не вправе приостанавливать работу над главным литературным делом своей жизни, посвященным истории Русской революции. Ну а в августе 1991 года я понял, что можно все свое внимание полностью переключить на шахматы.

– Но говорят, что еще за год до этого именно благодаря тебе в Нью-Йорке был организован матч Гарри Каспарова с Анатолием Карповым. Как это произошло?

– Получилось это совершенно случайно. Я познакомил Гарри Каспарова с одним из своих учеников – калифорнийским миллиардером Тэдом Филдом. Молодой чемпион произвел на бизнесмена такое сильное впечатление, что Тэд уже во время первой встречи начал называть его своим младшим братом. Ну а когда Каспаров эмоционально поведал Тэду о трудностях с организацией матча на первенство мира, тот просто достал ручку и... выписал чек на 4 миллиона долларов.

– А с Бобби Фишером ты был знаком?

– И да, и нет. Дело было так. Однажды Тэд Филд, когда мы с Борисом Спасским гостили у него в Лос-Анджелесе, попросил нас пригласить Бобби к себе на обед. У Бориса Васильевича имелся приватный телефонный номер Фишера, который жил тогда в Пасадене – пригороде Лос-Анджелеса. Спасский позвонил. После некоторых колебаний Фишер согласился, запросив при этом 10 тысяч долларов, причем пожелал, чтобы вся сумма была выплачена ему в ветхих 20-долларовых купюрах.

– Почему в ветхих, да еще и в 20-долларовых? Неужели Фишер решил воспользоваться гангстерским методом оплаты, подсмотренным в популярных голливудских боевиках?

Атмосфера сегодняшнего Нью-Йорка: плакат на музее "Форбс", транспаранты на улицах, стихийный мемориал Стива Джобса. Фото Марины Макарычевой

– Судя по всему, да. Он прямо заявил, что такие деньги более надежны – их сложнее подделать. Но и это еще не все. Как в плохом шпионском романе, место для встречи Фишер выбрал не самое спокойное – большой автовокзал Лос-Анджелеса, а посредником при передаче денег должен был стать согласно его пожеланию сам Борис Спасский. И вот десятый чемпион мира передал чемпиону одиннадцатому даже не конверт, а целый мешочек с деньгами и попросил того сесть в машину, чтобы отправиться на виллу к Тэду. Но Фишер решил сначала аккуратно пересчитать деньги. Подумайте сами, сколь непросто это сделать, если имеешь дело с мятыми мелкими купюрами! При этом процесс пересчета происходил отнюдь не в автомобиле, а на боковом столике в одной из закусочных автовокзала. Неудивительно, что посетители начали вскоре бросать на легендарного чемпиона косые взгляды. Страшно сконфуженный Борис Спасский стал уговаривать друга: «Бобби, здесь все правильно, но если вдруг что-то окажется не так, то я тебе доплачу!» Однако 11-й чемпион оставался непреклонным: «Нет, Борис, нет! Я не хочу тебя подводить!»

– Значит, ты все-таки пообедал с Фишером?!

– Нет, Фишер отказался, сказав: «Я знаю, что Альбурт – это агент КГБ!»

Забавно, что Тэд, чтобы не обижать меня, решил после этого предложить Бобби еще 5 тысяч за то, чтобы я все же составил им троим компанию за столом. И тихо сообщил мне об этом. Но я отговорил Тэда Филда от такого подарка. Ведь, честно говоря, особого желания общаться с легендарным чемпионом я не испытывал и уж тем более не оценивал право поговорить с ним столь дорого.