"Я себя контролирую и понимаю, что я не Ленин"

- Леонид Павлович, что вы делали до кино?

- Отец был военный, и я с ним мотался по стране. Заканчивал учиться в школе на Урале, занимался самодеятельностью и даже получил подарок - приемник ВЭФ за чтение стихотворения Тургенева. Поступил в летное училище, налетал 11 часов, но в 18 лет оттуда ушел. Летный инструктор мне тогда сказал, что я больше люблю сцену, чем самолеты. Во ВГИК поступал дважды (вместе с Жанной Болотовой и Сергеем Никоненко), но не поступил. Учился в ЛГИТМиКе, работал в Музкомедии, в Ленконцерте.

- Именно встреча с Сокуровым оказалась для вас началом кинобиографии?

- В кино я попал лишь в 1992 году - и сразу к Александру Сокурову, на роль Чехова в картине "Камень". В свой ранний период Сокуров снимал типажи и лишь с годами пришел к актерскому кинематографу. Он требует решительного перевоплощения, но в случае успеха получаешь огромное удовлетворение. Доверие этого режиссера меня окрыляет, ведь ему не важны рейтинги и прошлые актерские заслуги.

- Умение Сокурова работать с актерами очевидно в "Тельце". Хотя приступы неконтролируемого ленинского гнева многим показались не вписывающимися в "тихую" эстетику Сокурова.

- Этот эпизод есть и в сценарии Юрия Арабова, он очень характерен для поведения угасающего вождя. У Ленина была циклотимия. Несколько недель он мог вести себя нормально, а потом вдруг взрыв: крик и матерщина. А затем снова долгий период депрессии. Был ли у вождя сифилис мозга? Большинство врачей отрицают этот диагноз. Но Сокурову удалось спрессовать его болезнь в один день. Поэтому многим зрителям кажется, что уже завтра Ленин умрет. Но это не так.

- Каким вы видите Ленина?

- Многое шло у него от характера: непримиримости, фанатизма, авторитарности. Он бесспорно обладал даром переубеждения, считая себя обладателем окончательной истины. Так, в фильме Ленин, даже будучи больным, переигрывает прагматика Сталина.

- Чем различается ваше восприятие Ленина и Гитлера?

- Гитлер - чужое зло, а Ленин - наше. "Телец" - это одновременно переосмысление и покаяние. Люди у власти - явно не самые лучшие люди. Надо постоянно помнить заповедь: не сотвори себе кумира. Уж какой культурный народ немцы. Однако они сами выбрали Гитлера. А кого мы сами ныне избираем?

- Вы не боитесь впитать зло своих героев?

- Да нет! Работает магическая система Станиславского. Иначе меня надо было бы везти после съемок сразу в сумасшедший дом. Я себя контролирую и понимаю, что я не Ленин. Впрочем, раньше актеров хоронили за оградой кладбища, считая их бесовской породой.

- Темы смерти, разлагающейся плоти, которые часто акцентирует Сокуров, отталкивают многих зрителей.

- Но ведь существуют люди, которые без его фильмов жить не могут... Сокуров снимает не для "населения". Философов в жизни мало, большинство людей не хотят даже задумываться о смерти. В юности все с энтузиазмом воспринимают 66-й сонет Шекспира, призывающий о смерти забыть. Но если бы человек не был подготовлен искусством к смерти, он бы разложился, как считает Сокуров, на атомы, столкнувшись с ней однажды лицом к лицу.

Сокуровская картина "Круг второй", казалось бы, буквально снята о смерти, но в ней нет той безнадежности, которая меня оттолкнула в фильме Алексея Германа "Хрусталев, машину!". Хотя другие фильмы Германа я люблю, в его ранних лентах есть правда жизни.

- Существует ли у Сокурова сходство с кем-то из режиссеров?

- Кое-что объединяет Сокурова и Тарковского - при всем различии их подходов. Они оба сразу втягивают тебя в происходящее на экране, и ты не можешь оторваться, многого даже и не постигая рационально.

- Кого из актеров вы назвали бы лучшими сейчас?

- Из наших актеров я особенно ценю Смоктуновского, Баталова, Калягина, Олега Ефремова, Евгения Миронова. Из зарубежных - Дастина Хоффмана, Энтони Хопкинса и Джека Николсона. Глубокие, разноплановые и характерные. Все они парадоксально воспитаны на системе Станиславского. Весь мир по ней успешно работает, а мы ищем все чего-то новенького. Впрочем, Сокуров относится к Станиславскому иронически, хотя он его просто мало читал.

- Культ звезд гораздо более развит в киноиндустрии. А вы остаетесь во многом человеком театра, что сейчас автоматически означает более узкое пространство успеха┘

- Когда я однажды играл для 17 человек "Сон смешного человека", то одна из зрительниц после спектакля призналась: "Если бы мой муж видел ваш спектакль, то никогда бы не покончил жизнь самоубийством". Никакие каннские триумфы не стоят для меня такого признания.

- Вы много работаете в жанре моноспектакля┘

- Я работаю в концертной организации, где теперь на это спроса почти нет. Говорят, это умирающий жанр. Только недавно меня пригласили в Малый драматический театр к режиссеру Льву Додину. И последние мои моноспектакли прошли с аншлагами.

- Я слышал о вашей работе по "Лолите" Набокова. А как вы относитесь к экранизации "Лолиты" Эдриана Лайна?

- Удивительно, но большинство эпизодов, взятых Лайном из романа, совпадают с подбором сцен в моем моноспектакле. Хотя мы шли к этому независимо, создав свою интерпретацию еще в 80-е годы. Я только тогда понял, как надо делать свой моноспектакль для русского зрителя, когда прочитал пьесу Олби по "Лолите". Кстати, недавно я общался с Дмитрием Набоковым, сыном: он приезжал на мои чтения. Он сейчас пишет свой первый роман.

- Кто ваши театральные учителя?

- Я был на курсе у Николая Вольфовича Зона, одного из лучших театральных педагогов. У него учились Кадочников, Виторган, Алиса Фрейндлих. Одна из моих учителей Ксения Куракина, мать режиссера Ильи Авербаха, похвалила меня, сказав, что я стал мастером лишь на спектакле о Булате Окуджава в музее Достоевского. Это случилось спустя двадцать лет после того, как я закончил вуз! В искусстве важен вкус, камертон, по которому можно сверять уровень своей игры. У Сокурова я увидел такую же глубину в понимании актера, как и у старых педагогов.