Михаил Сидлин ЗНАМЕНИТАЯ Лени Рифеншталь, известная Эсфирь Шуб, полузабытая Жермена Дюлак... Даже историк кино затруднится вспомнить хотя бы десяток режиссеров-женщин, работавших в первые десятилетия кинопроизводства. Ближе к концу ХХ века их стало гораздо больше. И сегодня, в начале нового столетия, можно уже говорить о "новом женском кино".
Мира Наир - первая дама, которая взяла главный приз Венецианского кинофестиваля. Но кроме ее фильма "Свадьбы в сезон муссонов" в минувшем сентябре на острове Лидо шло еще 20 картин, сделанных женщинами, - из примерно 200, представленных на фестивале. Одна из программ 58-го Венецианского фестиваля - "Неделя критики" - наполовину состояла из таких фильмов. Обозреватель "НГ" побеседовал с двумя сверстницами-режиссерами, которые на разных концах мира занимаются независимым кино.
"БРАТ" ИЗ ГОНКОНГА
"Брат" - это "Дни затмения" на китайском. Хотя Ен Ен Мак (Yan Yan Mak), режиссер из Гонконга, никогда раньше не слышала о Сокурове, в стилистике этих двух фильмов русский глаз уловит отчетливое родство. Главное - это ритм: медитативный. И проблема идентичности с глубокой Азией.
Молодой человек впервые приезжает на материк, чтобы найти своего пропавшего брата. У него есть только открытка, пришедшая три года назад, и заляпанное фото родственника вместе с двумя другими неразборчивыми фигурами. Весточка была отправлена из глухого и отдаленного района где-то у подножия Тибета. Люди в этой земле говорят по-чужому, одеты непривычно, но без картинной экзотики. На всем лежит печать упадка и бедности: местная гостиница напоминает давно заброшенную казарму, где-то неподалеку брешут собаки, а вокруг - бесконечные горы-степи. В фильме мало диалогов (минут 20 с начала фильма не говорит никто, кроме радио), но много музыки Ванг Ли - китайского рок-музыканта. Поиски главного героя часто бессмысленны: местные просто с трудом понимают, чего он хочет.
Сюжет совсем не так выразителен, как тягучие длинные планы полей-дорог. Фильм пережевывает пространство, а юноша все сильнее ощущает свое странное родство с этой абсолютно чуждой беспредельной китайской страной. Обретение Большого Брата (во всех смыслах) произошло - хотя физически старший, по-видимому, давно упокоился в земле сырой, но зато духовно младший принимает его эстафету. Это история про то, как простых парней Гонконга притягивает магия безграничных пространств.
В каталоге 58-го Венецианского кинофестиваля фильм проходил как китайский. Несмотря на то что сделан он режиссером из Гонконга. У материкового Китая и Гонконга - не только разные киношколы, но даже разные разговорные языки: мандаринский и кантонский. Два кинематографа развивались до 1997 года в рамках двух государств совершенно самостоятельно. Новизна фильма Ен Ен Мак в том, что она снимала на материке, причем в таком его районе, где киношников никогда не видели. Традиционный рецепт островного кино - сверхбыстрый ритм с постоянным мельтешением рук-ног в сценах драк. Ен Ен Мак полностью отказывается от этой традиции. Но она не примыкает напрямую к китайской. Признаваясь в любви к Вонгу Кар-Ваю, она идет своим путем. Так новая ситуация - воссоединение Гонконга с Китаем - порождает новую эстетику.
Сегодня, после успеха своего фильма в Венеции, Ен Ен Мак собирается пойти ассистентом к ламе Кхентцу Норбе, автору "Кубка", который с успехом прошел в рамках кинопроекта "35 мм". Обозреватель "НГ" побеседовал с Ен Ен Мак в китайском ресторане на острове Лидо.
- Из России кажется, что в Гонконге нет художественного кино - есть только фильмы действия, карате и так далее.
- Это правда. Когда я получила финансирование от Совета по развитию искусства Гонконга (а денег на фильм никогда не хватает), я, держа в руках сценарий, глянула по сторонам в поисках инвестора. Но никто не хотел вкладывать деньги в мой фильм, потому что все знают, что в Гонконге нет для него рынка.
- Расскажите немного о сценарии.
- Летом 1997 года я повезла учеников средней школы из Гонконга на континент. Там Желтая Река, оттуда происходит наша китайская культура. Я впервые побывала на материке. И все, что я увидела, произвело на меня такое впечатление! Когда я вернулась в Гонконг, у меня уже была "рамка" для сюжета. Мои чувства к континентальному Китаю отличаются от чувств других людей моего поколения, и я знаю почему. Когда я стояла на земле Квинхая, я почувствовала очень сильную связь с ней. Когда я там взглянула на сценарий, то поняла, что я часть этого мира.
- Существует ли проблема общения между Гонконгом и материковым Китаем?
- Мы, люди из Гонконга, находимся в очень трудной ситуации. У нас было британское правительство, и мы должны были знать английский, но он у нас довольно паршивый. И в то же время мы не можем хорошо говорить по-мандарински. Сейчас молодежь уже учит в школах мандаринский, так что ей будет легче.
- А как показывают независимые фильмы в Гонконге?
- Гонконгская аудитория ничего не знает о независимом кино. Зрители думают, что все независимое кино должно быть скучным. А они хотят получать удовольствие. Вот почему реакция публики на гонконгском кинофестивале была странной. Может быть, они впервые видели фильм такого рода. И говорили: "О, тут есть на что посмотреть!" Или: "Да! скукота!" Очень резкие реакции.
В 70-е у нас было много независимых фильмов, но потом режиссеры переместились в мейнстрим. Затем был перерыв в 20 лет, но сейчас у нас в Гонконге есть киношкола, политическая ситуация изменилась. Мы хотим что-то сказать, у нас новая идентичность.
Все, что есть в Гонконге, - это Совет по развитию искусства (АДС), который играет большую роль в продвижении независимых фильмов. Мы можем показывать их в АДС-центре. Иногда в кинотеатрах, но нужно за это платить. Иногда в киношколах и на кинофестивалях.
- Будут ли у вас последователи, которые будут делать новое независимое гонконгское кино?
- После гонконгского кинофестиваля все изменилось. Люди увидели: Ен Ен сняла "Брата" - независимый фильм с очень низким бюджетом. Это ободряющий пример. Даже я сама думаю: "ОК, мы сейчас полное ничто, но мы можем сделать что-то в будущем". В гонконгской ситуации трудно предположить, что будет даже через пять лет. Перед объединением каждый боялся китайского правительства. Но сейчас мы видим, что хуже не стало: изменения в гонконгском обществе лишь на поверхности. У нас есть свобода, нет коммунистов. И свободы даже больше, чем во времена британского правительства.
- У кого вы учились?
- Вонг Кар-Вай был моим идолом, когда я училась в киношколе. Я работала с ним на "Любовном настроении". Сначала была разочарована, но в конце нашла нечто, что сподвигло меня на мой собственный фильм.
- И вы будете работать с настоящим ламой, режиссером "Кубка"?
- Не знаю пока. Я говорила с ним. Может быть, я буду работать с ним над следующим фильмом. Я ездила в Тибет на три месяца по своей собственной инициативе. Я очень хочу снимать в Тибете.
- Если говорить о будущем кино в Гонконге и материковом Китае - они станут одной индустрией?
- Одной индустрией? Ни за что - в ближайшем будущем. Рынок очень разный. Аудитория различна. Подходы разные. Может, лет через пятьдесят...
ПОРТУГАЛЬСКИЙ "НАДРЫВ"
Власть - конечная цель абитуриента. Молодой парень стремится поступить в университет. Ума и связей не хватает. Не став студентом, Эдгар обращается в маньяка и начинает насиловать и резать ножиком молоденьких студенток. В таком изложении интрига фильма "Надрыв" выглядит пародийно. На деле фильм снят в угрюмо-мрачной манере, которая отрабатывает сюжет на все сто.
Главный герой - само здание университета в Коимбре. Оно похоже на замок Синей Бороды. И странный ритуал, который практикуют юристы, выглядит загадочно и страшно в этих средневековых стенах: в порыве исступления учащиеся рвут ногтями и зубами платье на выпускниках. Начало и конец фильма связаны с этим мрачным традиционным обрядом, о котором мечтает юноша. Он в одиночку начал сражаться с университетом.
Две любовницы неудачника символизируют его страсть. Одна - молоденькая студентка-буржуа (Ана Тереза Карвальоза), другая - пожилая профессорша (Исабель Рут). Но женщины - лишь промежуточные цели. Главное - власть.
Эдгар ножом гравирует слово "власть" (Poder) на девичьем теле. Он придумал собственный ритуал. И фильм построен на контрасте между веселой жизнью студентов, в которой нет места отщепенцу, и мрачным подземельем, где проводит ночи Эдгар. На одном конце - массовая студенческая забастовка в духе 68-го года, а на другом - юный маньяк, который аккумулирует энергию толпы. Такой сюжетный поворот понравился бы записному немецкому экспрессионисту. Длиннополые плащи, которые носят студенты, придают им нечто фантомасовское. А огромная тень от плаща Эдгара на университетских стенах напоминает кадры "Калигари". При этом весь средневековый антураж - жизненная реальность студенческого города Коимбра.
Обозреватель "НГ" побеседовал с режиссером фильма Ракель Фрейре (Raquel Freire) и актрисой Аной Терезой Карвальоза (Ana Teresa Carvalhosa) на подоконнике венецианского Казино.
- Ракель, вы изучали кино в Португалии?
- Нет. Я изучала право в университете, в Коимбре.
- Так что фильм - история вашей жизни?
- Нет-нет-нет. Это не автобиография. Но, конечно, я всегда воссоздавала то, что заставляло меня страдать.
- Как вы нашли способ сделать фильм?
- Я проходила маленький курс португальского кино: смотрела фильмы. Должна была сдать текст о португальском режиссере и выбрала Пола Роша (Paulo Rocha). Когда я интервьюировала его, он спросил меня, чего я хочу от жизни. Я ответила, что хочу быть режиссером, и он задал вопрос: "Тогда почему ты не в киношколе?" Я сказала, что не верю в школы, что должна учиться и работать прямо в процессе съемок. Я же не хочу быть оператором. А чтобы быть режиссером, не нужно ходить в школу. И Пол Роша предложил: "Я начинаю снимать мой новый фильм через два месяца. Ты хочешь знать, каково это? Поработай моим ассистентом, и мы посмотрим". А потом я написала свой сценарий.
- Ана, а как вы стали актрисой в этом фильме?
- Я никогда не изучала кино или театр, но я знаю Ракель с шестилетнего возраста. Однажды она спросила меня, не хочу ли я войти в ее фильм, стать частью ее команды. И я сказала: "Конечно!"
- Ракель, в Португалии сильна традиция независимого кино?
- У нас очень сложно делать такие фильмы. Есть много талантливых режиссеров. А единственные деньги, которые можешь получить, - от Министерства культуры. Они проводят конкурс, и раз в год или два выбирают один сценарий. Вот как я получила деньги. Это трудно, но возможно.
- Ана, долог ли был съемочный период?
- Мы провели в Коимбре всей командой целый месяц, в августе. Коимбра летом кажется городом призраков - ведь это студенческий городок, а летом все разъезжаются по домам. Так что только мы там жили, и это было прекрасно, потому что мы и в фильме - группа.
- Ракель, если говорить об этом странном ритуале окончания юридического факультета - он настоящий? Он выглядит очень опасно.
- Да, этот ритуал существует. Его название - "рашгенсо", по-португальски. Но вы не найдете этого слова в словаре. Это значит "разрывание", но это больше, чем просто разрывание, потому что это также разрыв кожи и нечто сексуальное. Когда человек оканчивает учебу, друзья ведут его в самое старое место университета. Выпускник одет в традиционную одежду, а друзья окружают его. И если это женщина, то вокруг только женщины, если мужчина - только мужчины, и они разрывают одежду выпускника руками и зубами. Всю одежду. Они выглядят, как каннибалы. Это очень дико, очень сексуально, очень странно. В конце ты гол. Но идея состоит в том, что ты рожден заново. Ты больше не под защитой университета. После ритуала ты выходишь в реальный мир. Ты покидаешь эти старые двери и предоставлен себе. Ты обнажен, как при рождении.
- Вы прошли через этот ритуал?
- Я? Нет - я не закончила учебы.
- В фильме есть массовые сцены политических митингов. Как вы снимали их?
- Я пришла, когда они митинговали. За три месяца до начала съемок я знала, что это должно случиться. И я поехала на место, позвала с собой съемочную группу. Так что это документальная съемка.
Венеция-Москва
Дарья Гармоненко